class="p1">Бамс. Это капитан этой дверью в лоб получил. Он застыл перед ней, не решаясь войти, а тут дубовая сама открылась и резко. Хорошо – оббита. Не насмерть, просто отскочил.

– Зайди, Володя, – нарисовался за дверью Василий Иосифович.

Василий зажёг сигарету и, дымя почти на Вовку, поинтересовался:

– Аполлонов говорил, что у тебя теория есть, что после удара молнией к тебе несчастья липнут и обязательно по голове достаётся.

– Четвёртый раз за год.

– Дела. Вот, что Володя, я вчера у отца на «Ближней даче» был, обсуждали там… Не, этого тебе точно знать не надо. Так вот, потом ужин был, и отец поставил пластинку с твоими весёлыми песнями, а после ужина я ему и рассказал об этом вашем турне. И что ты там самые важные голы забил.

Челенков напрягся. Уж больно издалека Василий начал.

– Отец выслушал и говорит: «Хороший мальчик и песни хорошие пишет, ты ему скажи, Василий, что людям сейчас очень нужны весёлые песни, пусть напишет ещё». Ты, мне обещал. Написал?

Охо-хо. Чего и боялся.

– Весёлую написал.

– Пой!

– Кхм. Гитару бы надо. И губа разбита, тихо получится, громко не смогу.

– Гитару? Алексей! – как гаркнет Сталин, что даже огромный тонный стол под зелёным сукном подпрыгнул, не говоря уж о Фомине.

– Слу…

– Гитару найди. Быстро. Бегом! – тугудым, тугудым. Даже дверь капитан не закрыл. Василий Иосифович сам встал, прикрыл. Сквозняк образовался. На улице с утра подмораживало.

– Василий Иосифович, а можно листок и карандаш, я только вчера написал, могу сбиться.

– Диктуй…

– Нет, товарищ генерал, не тот эффект будет.

– Эффект?! Ох, Фомин. Ну, ладно, держи, – Василий подвинул ему листок и вынул из письменно прибора настоящую шариковую ручку.

– Ни фига себе! – не удержался Челенков.

Сталин странно эдак на него посмотрел. Вот прямо чувствовалось, что хочет спросить, неужели раньше видел? Не спросил, наоборот, объяснил появление артефакта.

– Шариковая ручка – производится по заказу Королевских военно-воздушных сил Великобритании, поскольку обычные перьевые авторучки протекают в самолётах от снижения атмосферного давления при наборе высоты. Нам немного добыли посольские. Пиши. Хорошо пишет.

Вовка как раз дописывал последний припев, когда без стука в кабинет влетел капитан Алексей с роскошной концертной гитарой. Красота.

– Давай, Фомин, удиви. – Протянул ему инструмент Сталин.

– Удивлю.

Если б я был султан, я б имел трёх жён

И тройной красотой был бы окружён

Но с другой стороны при таких делах

Столько бед и забот, ах, спаси Аллах!

В фильме «Кавказская пленница», во время исполнения этой песни Никулиным, интересно наблюдать на реакции Варлей. Глаза выпучивает, прыскает, замечательная мимика. Там, правда, ещё питается Наталья, но тут на столе фруктов с булочками не было, потому Василий просто глаза выпучивал и ржал, а когда прозвучала последняя фраза:

На вопрос на такой есть ответ простой -

Если б я был султан – был бы холостой!

Не плохо очень совсем без жены

Гораздо лучше с любой стороны.

Рот от удивления открыл и так и замер в этой позе. Пришлось Вовке припев повторить.

Не плохо очень совсем без жены

Гораздо лучше с любой стороны.

И побарабанить по гитаре, восточную музыку изображая.

Глава 5

Событие тринадцатое

Какой же русский не любит быстрой езды – бессмысленной и беспощадной!

Лучше на сорок минут позже, чем на сорок лет раньше

От Ленинградского проспекта, где находился штаб ВВС МВО, до Ближней дачи кадиллак Василия Сталина добрался примерно за час. Василий Иосифович гнал, будто от того, как быстро он доставит Фомина к отцу, зависела судьба и его самого и всей страны.

Вовка сидел на заднем сидении, не полез вперёд на место смертника, вспомнил, что про Сталина младшего ходили слухи, что он безбашенный гонщик. Слухи подтвердились буквально с первых метров пути. Не давало оторваться от земли вишнёвому «Кадиллаку-67» только земное притяжение и опасения Фомина, что он собьёт сейчас вон ту телегу, а нет, вон, ту машину Скорой помощи, фу, вон ту молоковозку. Едрит-Мадрид. В миллиметрах мимо пронеслись. Просить Василия ехать помедленнее Вовка опасался, не меньше, чем ехать с такой скоростью. Наперекор ещё быстрее поедет. А ведь Фомина уже два раза Сталин подвозил и тогда нормально ехал, почти нормально, чего сейчас за шлея под хвост попала?

После того, как Вовка закончил петь и барабанить по верхней деке гитары роскошной Василий ещё минуту сидел напротив с открытым ртом и блаженной такой улыбкой на лице. Улыбки – они обычно собирают мимические морщины всякие, а здесь, наоборот произошло, лицо у Василия Иосифовича разгладилось. Некрасивые его морщины на лбу и у глаз растворились в этой улыбке, и даже приличные мешки под глазами спрятались в ней. Юношеская такая мордашка была напротив. Сталин смотрел на Фомина и не видел его. Там был, в песне. Переживал нехитрые сценки в ней описанные. Минута волшебства прошла, проступили мешочки под глазами и улыбка из детской превратилась в обычную.

– Знаешь ты кто Фомин? – Сталин залез пятернёй в явно не генеральскую причёску, длинные волосы довольно густые были назад зачёсаны и волны эдакие образовывали.

– Я же…

– Дурак ты. Тьфу. Это про другое. Ты, Фомин – Артист! И рожа у тебя страшная и гитара расстроенная и сам ты поешь даже хуже Утёсова, а спел и словно побывал там в той квартире маленькой с тремя жёнами, так себе всё представил. Давай ещё раз.

– Кхм. Василий Иосифович, мне больно петь, губа порвана.

– Ссуки! Всех шлёпнуть надо! А ну, поехали к отцу! Я им тварям устрою! Всех на нары! Очистим Москву от нечисти! Поехали!!! – Сталин подхватился, сдёрнул Фомина со стула, вырвал у него гитару и одной рукой её удерживая, стал второй выпихивать Вовку из кабинета. В приёмной он осмотрел собравшихся там офицеров и махнул рукой.

– Не время, завтра приходите. Алексей, Власику позвони, скажи я на Ближнюю дачу еду с Фоминым. Всё, до свидания, товарищи.

Вытянувшийся по струнке народ лётный, в том числе и с генеральскими погонами, не загудел возмущённо, молча узнал об отложенном совещание и ещё вытянутее стал.

И теперь они мчались по Москве, в миллиметрах проносясь мимо других редких машин или телег, заставляя нервно всхрапыть испуганных лошадей. Ворота на дачу были закрыты, и никто их перед Василием бегом не раскрывал, кланяясь. Солдаты степенно осмотрели пассажира, покосились на гитару, потом