первенство в Германии. Семилетняя война была, в сущности, первым шагом к объединению Германии под главенством Пруссии, первым толчком к исключению Австрии из германского союза. Мало этого, Фридриху II удалось не только доказать, что Австрия слаба, но и выставить себя в качестве защитника мелких немецких государств от покушений на их самостоятельность со стороны Австрии. В конце его царствования Австрия дважды (в 1778–1779 гг. и в 1784–1785 гг.) пытались присоединить к себе баварские владения и каждый раз должна была отступать от этого намерения под влиянием решительного противодействия со стороны Фридриха II. В последний раз (в 1785 г.) он даже организовал «союз князей» Германской империи для защиты «немецкой свободы» в том специфическом смысле этого слова, какое оно имело в то время, т. е. для защиты княжеской самостоятельности и независимости. Правда, в то же время он сам под шумок захватил южнонемецкие маркграфства — Байрейтское и Ансбахское, — но сделано это было с согласия их последнего владельца и не помешало Фридриху по-прежнему выставлять себя защитником мелких государств от Австрии. Как бы то ни было, при Фридрихе II популярность Пруссии среди второстепенных немецких княжеств была очень велика, и на нее, а не на Австрию обращались взоры всех немцев в тех случаях, когда затрагивались общие германские интересы. При Фридрихе Вильгельме II значение первенствующего в Германии государства снова отходит к Австрии. Австрия, а не Пруссия выступила в роли застрельщика в борьбе против революционной Франции; Пруссия вела борьбу против Франции очень неохотно, так как ее внимание в то время было всецело поглощено польскими делами, и при первом удобном случае заключила с Францией мир (Базельский, 1795 г.), предавая, в сущности, этим всю Германию на произвол французских победителей. Значение этого мира заключалось не столько в том, что Пруссия была вынуждена отдать Франции свои левобережные владения, сколько в том, что заключение его знаменовало собой фактический отказ Пруссии от великодержавной политики, от руководящей роли в Германии; мало этого, немцы могли видеть в этом мире даже и измену общенемецкому делу, так как Пруссия соглашалась на уступку Франции всей левобережной Германии и за это в тайных статьях договора выторговывала для себя компенсации за счет других германских княжеств. Благодаря этому миру Пруссия сама изолировала себя внутри Германии, лишала себя того выгодного положения защитницы мелких княжеств, в которое ее поставила политика Фридриха II.

Изолировав себя в Германии, Пруссия изолировала себя вообще в Европе. С Австрией ее отношения были крайне натянуты, и даже во время совместной борьбы против Франции обе державы не переставали весьма подозрительно следить друг за другом. Не лучше было отношение Пруссии к России, так как она держалась в высшей степени враждебно по отношению к России во время шведской войны (1788–1790 гг.); кроме того, обе державы готовы были каждую минуту поссориться во время польских разделов. Только с Англией и Швецией у Пруссии сохранились хорошие отношения, но эти державы могли бы помочь Пруссии в случае новой войны только на море, а не на суше, между тем как судьба всех войн, которые когда-либо вела Пруссия, решалась именно на суше.

Таким образом, несмотря на новые территориальные приобретения, благодаря польским разделам положение Пруссии при Фридрихе Вильгельме II и в силу обострившихся социальных конфликтов внутри страны, и в силу бедственного состояния финансов и недостаточного роста военных сил государства, и в силу плохой дипломатической подготовки не предвещало ничего утешительного на случай войны с серьезным соперником. И грозный час военного испытания пробил для Пруссии при преемнике Фридриха Вильгельма II, Фридрихе Вильгельме III (1797–1840 гг.).

Этому королю были чужды главные недостатки его отца — склонность к мистическим и чувственным увлечениям. Это был человек по-мещански благоразумный и осторожный, любивший порядок и точность, неспособный ни на порывы, ни на увлечения. Его осторожность доходила до вялости, его нерешительность — до трусости.

В начале своего правления он обещал править в духе своего деда Фридриха II, но добродетели скопидомного и резвого бюргера сближали его скорее с прадедом — Фридрихом Вильгельмом I, только без его настойчивости в проведении своих целей, без его энергии и без его умения управлять людьми. С самого начала правления он устранил скандальных и ограниченных министров своего отца, но на смену им посадил таких же бездарных людей, как и их предшественники, склонных вдобавок к интригам. В другое более спокойное время этот ограниченный король-бюргер был бы вполне уместен на прусском престоле, но в тревожную эпоху французской революции и наполеоновских завоеваний он совершенно растерялся, и все старые недочеты прусской общественной и политической жизни при нем обнаружились с особенной яркостью. Среди государственных людей даже и первого десятилетия его царствования были люди, прекрасно понимавшие необходимость коренных реформ (это прежде всего Штейн и Гарденберг), но нерешительный Фридрих Вильгельм III не слушал их советов, хотя и поручал им время от времени довольно важные посты. Он не был чужд добрых намерений, но при первом же сопротивлении со стороны дворянства или старой бюрократии он отступал от всех своих начинаний. Самой крупной из реформ первого десятилетия его царствования было уничтожение обязательных работ для дворцовых крестьян; дворцовые крестьяне получили право переводить в деньги свои натуральные повинности в пользу арендаторов, и большинство из них этим правом воспользовались. Но, конечно, эта ничтожная реформа не могла спасти разлагавшийся организм прусского государства.

Разложение Пруссии стало очевидным под влиянием столкновения с внешним врагом — Наполеоном. Никто не думал, что Пруссия так быстро сдаст свои позиции, что ее прославленная армия окажет такое ничтожное сопротивление войскам французского императора, как это оказалось на деле. Когда в 1806 г. началась новая война с Францией, прусская армия выступала в поход без всякого воодушевления: солдаты, получавшие самое ничтожное продовольствие, в значительной степени состоявшие из иноземцев, лишенные права выслуги и изнуренные тяжелой муштрой, не проявляли никакого энтузиазма. Офицеры, бравшиеся только из дворянской среды, были апатичны и подкупны; дворянское чувство чести, вопреки ожиданиям Фридриха II, оказалось плохим стимулом для патриотизма. Генералы были, по большей части, уже одряхлевшими стариками, так как производство в чины в прусской армии обусловливалось исключительно возрастом. К тому же и народ воспринимал армию совершенно равнодушно, она к этому времени успела стать решительно непопулярной в стране. Офицеры-дворяне держали себя высокомерно не только с простонародьем, но и с образованными и зажиточными бюргерами; их презрительное обращение со всеми штатскими вызывало ответную ненависть со стороны гражданского населения страны. Солдаты вели себя также грубо по отношению к населению, особенно, когда им приходилось останавливаться где-нибудь на постой в деревне; в таких случаях деревенские жители чувствовали на себе тяжесть чуть ли не неприятельского нашествия.

На