– Что с моей женой? – переспросил он. Эмоции переполняли его, волнение передалось его голосу, рукам, глазам. Он прошел мимо Леваны, схватил медсестру за плечи заставил встать. Он выглядел встревоженным и будто готовился к чему-то. – Она?..

Все еще бледная после встречи с королевой, девушка на секунду задумалась, пытаясь понять, о чем ее спрашивают, а потом с сочувствием кивнула.

– Нужно торопиться.

* * *

Медсестра увела Эврета по белоснежному коридору медицинского центра, а Левана осталась в приемной и видела, как они остановились на пороге. Лицо Эврета было искажено тревогой, и Левана пожалела, что не может обнять его и забрать все переживания. Медсестра открыла дверь. Даже издалека Левана услышала пронзительный крик. Эврет исчез внутри, и дверь за ним закрылась.

Его жена умирала.

Медсестра этого не сказала, но Левана была уверена. Эврета поспешили привести сюда, чтобы он смог попрощаться, и для него это не стало неожиданностью. Возможно, Солстис была больна. Возможно, беременность протекала с осложнениями. Левана вспомнила, какой она была на похоронах – ее фарфоровую хрупкость, тревогу на лице Эврета, пока они стояли среди других скорбящих.

Левана расхаживала по пустой приемной. Голографический узел на стене транслировал беззвучный спектакль – все актеры были в причудливых масках и костюмах и кружились в изящном танце, посвященном лишь ей одной.

Левана редко покидала дворец, но теперь обнаружила, как приятно оказаться там, где никто не узнает чары, которые она носила со дня коронации. Чары девочки-невидимки, принцессы-инкогнито. Левана могла быть кем угодно, никто не узнал бы ее. Медицинский центр был маленьким – жители Артемизии редко болели. В этой клинике лечили сломанные кости, проводили эвтаназию пожилых пациентов и, конечно, принимали роды.

Клиника была небольшой, но пациентов, очевидно, было немало. Доктора и медсестры постоянно появлялись и исчезали в бесконечных коридорах. Но Левана могла думать лишь об Эврете и о том, что происходило за той закрытой дверью.

Его жена умирала.

Он останется один.

Левана понимала, что не должна думать об этом, но все равно почувствовала, как в ее груди вспыхнула искра надежды.

Это судьба.

Этому суждено было случиться.

Добрые слова, которые он произнес на похоронах… Его робкий взгляд на празднике в честь ее дня рождения… Кулон в виде маленькой Земли. Ваш друг и самый преданный слуга.

Возможно, в этих словах был особый смысл? Что-то, чего Эврет не мог сказать раньше? Мог ли он желать Левану так же сильно, как она его?

Эврет казался человеком, который никогда не нарушит брачный обет, как бы сильно он ни тосковал по другой. Теперь ему не придется идти наперекор себе. Он сможет быть с ней…

При мысли об этом Левана задрожала в предвкушении.

Как скоро он признается в своих намерениях?

Как долго будет оплакивать смерть жены, прежде чем разрешит себе признаться в любви Леване, своей принцессе?

Ожидание станет агонией. Левана должна дать ему понять, что он может скорбеть и любить одновременно. Она не осудит его, ведь им суждено быть вместе.

Судьба забрала его жену. Звезды словно благословили их союз.

Неожиданно дверь в коридор распахнулась.

Не ожидая приглашения, Левана поспешила вперед. Волнение и любопытство кипели в ее крови. Но не успела она выбежать в коридор, как врачи провезли каталку, и ей пришлось отпрыгнуть в сторону.

Прижавшись к стене, Левана увидела, что это не обычная медицинская каталка: к ней была прикреплена крошечная анабиотическая камера. Ребенок, лежавший на мягкой голубой поверхности, кричал и размахивал поднятыми вверх ручками со сморщенными пальчиками. Его глаза были закрыты.

Леване отчаянно хотелось прикоснуться к младенцу. Провести пальцем по крошечным кулачкам. Погладить короткие черные волосы на нежной головке. Но врачи быстро увезли каталку.

Левана подбежала к двери. Она успела увидеть, как Эврет поник от горя, склонившись над своей женой. Белое одеяло. Кровь на простынях. Рыдания.

Дверь захлопнулась.

Рыдания Эврета эхом отдавались в ушах Леваны. Снова, и снова, и снова.

* * *

Прошел час. Левана по-прежнему сидела в приемной. Ей стало скучно. Она не меньше десяти раз подходила к закрытой двери, но так и не увидела Эврета. Ей захотелось есть, и она подумала: нужно просто назвать кому-нибудь тут свое имя и потребовать, чтобы принесли еду. Любой человек в этом здании сделает все возможное, чтобы выполнить ее пожелание. Когда она поняла это, желание воспользоваться своим положением ослабло, и Левана заставила себя не обращать внимания на бурчание в животе.

Время шло. Она слонялась по коридорам клиники, отступая к стене, когда мимо проходили сосредоточенные врачи. Левана легко нашла зал с новорожденными и проскользнула внутрь, чтобы посмотреть на них через стеклянные панели. Медсестра находилась в другом конце комнаты, подбирала лекарства и проверяла жизненно важные показатели.

Левана нашла ребенка Эврета. На стекле его камеры была напечатана информация:

Значит, у Эврета родилась дочь. У нее была темная, как у отца, кожа и милые круглые щечки. Торчащие в разные стороны волосы напоминали нимб, особенно после того, как ее искупали. Она больше не кричала и лежала спокойно. Маленькая грудь поднималась с каждым вдохом. Она была невероятно крошечной. Пугающе хрупкой.

Левана редко видела младенцев, но ей казалось, что этот ребенок – идеальный, лучший из всех когда-либо рожденных.

В отделении для новорожденных только эта маленькая девочка была завернута не в голубое больничное одеяльце. Укрывавшая ее мягкая хлопковая ткань была расшита нитями всевозможных оттенков белого и золотого, которые создавали сияние вокруг ее крошечного тельца. Сначала Левана подумала, что на одеяле была изображена дикая, необитаемая поверхность Луны за пределами биокупола, но потом заметила черные стволы голых деревьев – в нижней части одеяла – и красные варежки на снегу. Левана видела такие только на рисунках к детским сказкам. На одеяле была изображена Земля в темное и холодное время года, которое на Луне никогда не наставало. Интересно, почему Солстис изобразила именно это?

В том, что одеяло расшито Солстис Хейл, Левана не сомневалась.

Наклонив голову, она представила себе, что это ее ребенок. Что это она потратила столько часов, с любовью создавая иллюзию на ткани. Левана попыталась представить, каково быть гордой измученной матерью, любящей и любимой, и смотреть на здоровую маленькую девочку, которую только что родила.