утра до часу дня, потом обед, который мне сервируют в местном трактире, а после этого уже до упора — с трех пополудни до самого вечера. К бумажке прилагались ключи. А вот трудовой договор не прилагался. С зарплатой тоже ясности не было — чего-то мне там тузы соберут, а когда и сколько — не ясно. Деньги от студентов уже заканчивались, опять «семейство Баталовых вплотную подошло к финансовой пропасти».

Давши слово — держись, не давши — крепись. Взял с собой главный врачебный инструмент — часы-брегет, и по свежевыпавшему снежку доковылял, опираясь на Кузьму, до дома Пороховщикова. Вот и утренняя гимнастика у меня. Сильно лечебная. Грохнешься на нечищенной брусчатке — по второму кругу сломаешь спину.

Приемный покой Зингера находился в полуподвальном помещении в правой части дома. И там стояла конкретная такая холодрыга. Две длинные комнаты (зал ожидания и смотровая, совмещенная с кабинетом) были напрочь выстужены открытой форточкой. Из оконных щелей невыносимо сквозило, и я первым делом отправил Кузьму за газетами и варить клейстер. Будем утепляться. Сам же занялся двумя печками — благо, возле них лежали дрова и розжиг. Вот отлично. Просто замечательно — у дома нет центрального отопления, выживай как можешь.

После того как в печках разгорелся огонь, я осмотрел помещения. В первой комнате стояли лавки. На этом вся обстановка заканчивалась. Во втором — была ширма, кушетка, письменный стол, пара стульев, раковина с рукомойником, который заполнялся водой сверху. На стене прибита полочка — на ней стояли медицинские справочники. Еще был в наличии довольно просторный шкаф, запирающийся на второй ключ на связке.

Открыв створки — я обнаружил «аптеку». На полках стояли различные склянки с таблетками, каплями, лежал набор хирургических инструментов. Разумеется, слуховая трубка и жгут. А еще целый ящик разных трав, которые были рассортированы по бумажным конвертам. Ромашка, очанка, аир болотный, чего тут только не было. Вот и лечи, как хочешь. Что там доктор выписывал в фильме «Не горюй» у Данелии женщине упавшей с пяти ступенек? Подорожник?

Пришел Кузьма. Начал, вздыхая, заклеивать окна.

— Как закончишь — сделай мне чаю. И себе тоже, — распорядился я.

— Дык чайника нет. Надо за ним идти домой.

— Так сходи! И заодно инвалидное кресло притащи — мочи нет ходить.

— Раньше бы сказали, когда за газетами посылали!

— Вот ты мастер пререкаться… Перед уходом — залей воды в рукомойник!

Я, перебирая руками по столу, добрался до стула, со счастливой миной приземлил пятую точку. Так, теперь посмотрим, какую документацию должен вести московский доктор. На столе в беспорядке были навалены рукописные врачебные карты. С ятями и фитами я уже освоился, почерк к удивлению был разборчивый, все в принципе понятно.

Чего только в картах не было… Капкан для ног — подагра, вороньи сапоги — трещины на ступнях. И грудная жаба, по научному — стенокардия. Понятно, что не лечится. Она и в будущем будет бичом врачей и скоропомощников.

Много было карт женщин с грудницей. Я так понял, что так Павел Тимофеевич помечал мастит. Из лечения в основном назначались разные травяные сборы, прогулки, усиленное питание. Самой собой, микстуры. Те самые, с наркотиками. Некоторые названия ставили в тупик. Ну что такое, например, чесоточный морс с розовым маслом? В чем лечебный эффект? Загадка. Лекарства фасовались не только в привычные таблетки, порошки и мази, но и в забытые уже «лепешки», «кашки»…

К удивлению, в приемном кабинете присутствовала и государственная отчетность. Зингер вел аптечный журнал отпуска лекарств, плюс некие списки пациентов с диагнозами и назначениями для медицинского департамента при МВД. Сто лет пройдет, а врачи все так же загружены писаниной. Причем в буквальном смысле — все документы заполняются от руки, все заверяются личной печатью доктора. Который у меня не было. Вот сюрприз! Надо ехать в министерство внутренних дел, разбираться. Или дома поискать, должна где-то лежать, наверное. Не могла ведь ее актриска на память забрать?

Первый пациент нарисовался быстро. Некий шумный армейский поручик, с традиционными подкрученными усиками и не менее традиционным выхлопом от ночного кутежа.

— Доктор, я к вам по деликатному поводу!

— Представьтесь сначала.

— Поручик Радулов. Станислав Сергеевич, — военный даже щелкнул каблуками сапог. Потом сняли шинель, отряхнулся от снега. Здравствуй настоящая русская зима. Морозы за сорок, метели… А ведь я к такому совсем непривычный! В будущем если минус двадцать стукнет в столице на пару дней — все, тушите свет. Ледяной апокалипсис наступает.

Ладно, привыкну.

— Евгений Александрович Баталов, — назвался я, вытащил из стопки чистую карту. Начал заполнять. Возраст, род службы… Пока писал, резко осознал, что приемному кабинету очень скоро понадобится, во-первых, уборщица. А во-вторых, мне кровь из носа нужен фельдшер. Без помогайщика, я тут очень быстро сдохну, особенно, если поток пациентов будет большой. Ладно, полы может помыть и Кузьма. Хотя начнет ныть. Но как без фельдшера?

— На что жалуетесь? — начал я с традиционного вопроса.

Поручик вздохнул, выглянул в соседнюю комнату. Там никого не было, Радулов плотно прикрыл дверь, помявшись, произнес:

— На жопу.

Ну вот. Первый геморрой на мою голову. И как его лечить? Лигирования нет, свечей нет. Прописывать холодный огурец внутрианально? Даже не смешно. Так, главное сохранять на лице покер-фейс, не улыбаться, вообще никак не реагировать. Еще обиженных пациентов мне не хватает.

— Пожалуйте за ширму.

Ситуация оказалась проще, чем я опасался. Обычный гнойный фурункул на правой ягодице. В народе неправильно его называют чиреем. Достал из шкафа спиртовой раствор в бутыли, помыл руки с мылом. Перчаток нет, халата нет, маски тоже. Последнюю можно сделать самостоятельно. Нужно! И срочно… Очки! Вот что мне еще требуется. Очки без диоптрий. Вот брызнет фурункул гноем и привет воспаление роговицы или конъюнктива. А до антибиотиков полвека пехом и ползком. И глаз терять совсем не хочется — у меня их всего два.

Продезинфицировал место операции, аккуратно вскрыл фурункул. Гноя было немного, быстро почистил внутри, залил спиртом. Заклеил пластырем, огромный моток которой лежал в нижнем ящике шкафа.

Поручик вел себя достойно, болтал ни о чем. Судя по его рассказам — чирей на заднице у кавалеристов — обычное дело. Занятия в манеже, неудачная посадка в седле, натер попу. В ранку попали бактерии, привет фурункул.

— Сколько с меня, доктор? — Радулов натянул штаны, достал бумажник.

— Сколько не жалко.

Расценок я не знал, поэтому, чтобы не смущать поручика, отправился мыть руки. Да и армейские поручики, настолько я помню, миллионерами редко были. Странно, конечно, что он не обратился за помощью к войсковому лекарю, по службе.

По