– Ты общаешься с братом?

– Если только сталкивает случай. Он мормэр в Нортастере, а я служу в Альбе.

Они немного помолчали, задумчиво глядя на волнующееся море и набухшие белые облака на ясном синем небе. Затем Оддин спросил:

– Объясни-ка, зачем спасла меня от змеи, если все равно собиралась убить.

Она перевела на него удивленный взгляд.

– Тем камнем я пыталась убить не змею, – негромко ответила она.

Осознание правды отразилось на лице Оддина.

– Пыталась размозжить мне голову? – уточнил он мрачно. – Это было бы очень грубо с твоей стороны, ведь я вызвался бесплатно подбросить тебя до Мидленда.

– Убить тебя не так-то просто, если хочешь знать! – поделилась Элейн.

– Не могу разделить твою досаду, – покачал он головой.

Они посидели еще немного. Затем Элейн приняла лепешку, которую достал из мешочка ее спутник. Она не съела, а проглотила ее, запив доброй порцией воды.

Еще ей до головокружения захотелось спать. Заметив, как Элейн устало трет глаза, Оддин любезно предложил отдохнуть, пообещав беречь сон.

– Мы теперь не враги. Можешь мне доверять, – убедительно произнес он, глядя, как неуверенно Элейн опускается на траву.

Доверять карнаби она бы не стала, даже Оддину. Но отдых был жизненно необходим, ведь вскоре ей предстояло принять серьезное решение: искать ли теперь Ковина и попытаться отомстить? Или выпустить злобу из сердца и забыть обо всем?

* * *

Она шла по улице, залитой лучами утреннего солнца. На траве проступила роса, в воздухе нестерпимо пахло пробудившимися цветами и… кровью. Минуя сгоревший дотла дом Поппи, подружки, с которой они часто ходили смотреть, как стригут овец, Элейн оказалась во дворе суконщика. По правую руку она увидела свежеокрашенные полотна ткани, развешенные на веревке, а по левую – тело хозяина, рассеченное надвое чьей-то острой саблей. Мужчина, очевидно, пытался закрыть собой семилетнюю дочь. Элейн надеялась, что он умер первым и не увидел, как рядом упал его ребенок.

Девушка продолжала идти по невыносимо тихой деревне, ее взгляд выхватывал из утреннего тумана людей, убитых и брошенных. На дороге, во дворе, на крыльце собственного дома. Она знала их всех, со многими разговаривала только вчера. С теми двумя мальчишками прошлым утром набирала воду из колодца и пила из одной деревянной плошки. Они и теперь были у воды, ручей окрасился красным от их юной крови.

Элейн плакала. Беззвучно и бездумно, не осознавая до конца своего горя. Ей было больно, бесконечно больно, и нельзя было понять, что в этой смеси было от потери, что от страха, что от злости.

Подойти к собственному дому она долго не решалась. Но прежде чем навсегда покинуть Думну, она должна была в последний раз зайти в свою комнату, взять вещи, забрать что-то, оставив свое сердце навсегда в родной деревне рядом с родителями и братьями.

Широкая, желтая от песка дорога вела в ближайший городок. Взглянув в последний раз на серые крыши Думны, Элейн пошла прочь, крепко зажмурившись на мгновение и сжав кулаки.

* * *

Открыв глаза, она увидела мужское лицо, на всю оставшуюся жизнь отпечатавшееся в памяти. Резким взмахом руки Элейн оставила на смуглой щеке три глубоких царапины. Большего вреда причинить не удалось, противник был готов к новой атаке. Он сжал ее руки, вглядываясь в округлившиеся от ужаса глаза.

– Тебе приснился плохой сон? – спросил он. – Ты плакала.

Элейн медленно выдохнула. Вспомнив, где была и с кем, она, почувствовав, что снова свободна, села поудобнее и утерла слезы.

– Мне часто снится, как я ухожу из Думны, – сухо ответила она, не считая нужным извиняться.

Потирая щеку, Оддин спросил:

– А как ты оказалась в Лимесе? И как так вышло, что дочь главы клана теперь… – Он обвел рукой ее явно небогатый наряд.

– Прачка, – подсказала Элейн, а затем, чуть помолчав, ответила: – У меня не осталось клана. Нас было немного. Считай, наша деревня, и все. И тех, кто знал меня, знал отца, тоже больше нет.

– Да, но, насколько мне известно, у кападонцев очень сильны межклановые связи. Узнав о том, что сделал карнаби, глава любого клана принял бы тебя в свою семью. Я думаю даже, любой с радостью сделал бы женой наследника. Ты могла бы жить совсем другой жизнью.

Элейн несколько мгновений смотрела на Оддина, вникая в смысл сказанного.

– Я никогда не думала об этом. После того, что случилось, я не могла ни есть, ни пить, не то что думать о браке. И мне было десять. Казалось, мир рухнул, и я осталась одна посреди руин. Ощущение полного, бесконечного одиночества и беззащитности. Мне было так плохо, что однажды, проходя мимо бурной реки, я всерьез подумала о том, чтобы прыгнуть в нее.

– Что тебя остановило?

Она ответила не сразу, а затем кивнула в сторону Оддина и пояснила:

– Твое лицо. Я снова мысленно увидела его перед собой и подумала, что не стану своими же руками доделывать то, что не удалось убийце. Много позже мне приснилось, что вся моя семья где-то далеко, на каком-то залитом светом лугу. И они все видят меня оттуда и улыбаются. Они рады, что я продолжаю жить. После сна я перестала думать о том, чтобы свести счеты с жизнью.

– Наверное, это был приятный сон, – тихо проговорил Оддин.

Элейн улыбнулась, но в глазах было мутно от слез.

– Послушай… – Он чуть сощурился и другим тоном спросил: – Может, теперь скажешь свое имя?

Смысла скрывать его больше не было, и она назвалась.

– Так что, Элейн из клана Мун, что ты собираешься делать дальше? – Вопрос Оддина застал ее врасплох.

Она боялась думать об этом, хотя где-то глубоко внутри ощущала необходимость принять решение.

– Мне нужно обратиться к картам, – ответила она.

– К картам? – Оддин удивленно поднял брови. – Ты гадаешь? Будущее шепчут демоны, не стоит девушке заниматься таким, да еще и рассказывать каждому встречному.

Элейн достала из мешочка колоду и, помешивая, объяснила:

– В этом нет ничего демонического. Карты нарисовала моя мама. В детстве это была такая игра: я могла задать любой вопрос, вытянуть одну и попытаться понять ответ духов. Но… мама много раз говорила, что я сама знаю ответы на все вопросы, нужно лишь заглянуть в свое сердце. Карты просто помогают сделать это. Они раскрывают передо мной мою душу.

Оддин слушал заинтересованно, медленно кивая, вовсе не думая насмехаться. Элейн вспомнила, как рассказывала то же самое знакомому конюху. Тот просто махнул рукой, назвав это «бабскими глупостями».

Глубоко вздохнув, она прикрыла глаза и достала карту из самой середины колоды.

Замок или