Филимонова любила проявлять патриотизм в напитках и закусках. На сцене мы обе в струящихся платьях от Версаче, как две богини сошедшие с Олимпа, благословляли и напутствовали молодые дарования. Главная богиня старалась дышать в сторону и изредка икала.

Потом пошли тосты за здоровье и за процветание. Я держалась как могла, но нытьё Милки и гербовая Смирновка в штофе со слезой* сделали своё дело. Первая стопка пошла колом, вторая соколом, третья мелкими пташками. А на четвёртой я уже подпевала хору, глядя, как Милка, сбросив туфли, отплясывает с молодым чубатым солистом.

(*Со слезой :поскольку это читает в том числе подрастающее поколение, необходимо внести ясность в то, что означает выражение "водка со слезой". Сначала этот напиток замораживается, пока бутылка не подёрнется лёгкой благородной матовостью. Затем выставляется на стол, но не пьётся. Надо дождаться, пока оттаявшая бутылка не начнёт покрываться влажной патиной. Как только конденсат станет достаточно крупным, чтобы по нему пробежала первая капля — "слеза" — водка, наконец, готова к употреблению.)

И я думала о величии нашей прекрасной родины, которая настолько щедра и обильна, что никак невозможно пропить, проесть и потратить её богатства. Мы любим её всем сердцем за то, что она нас кормит. А вот за что её остальные любят, я не знаю.

…Ты неси меня, река…

И река несла меня. Я плыла по ней, не погружаясь в холодную тёмную воду, по верху, лёгким пёрышком. Надо мной вставали незнакомые звёзды. Ящеры подходили к берегу, топча его кривыми лапами, и я слышала их клёкот. С высокого холма раздавались смех и музыка, а в небо взлетали росчерки фейерверков. А дальше из темноты смотрел тёмный всадник на чёрном коне. Я не видела его, но чувствовала кожей его взгляд.

— Ну ты дала, мать! — Милка водила рассеяно глазами по сторонам, словно не узнавала никого. Охранники бережно поддерживали её по обе стороны, пытаясь усадить в авто, но она всё никак не могла со мной распрощаться. — Люблю тебя, сучка! Ты одна здесь — настоящая.

Она вдруг обхватила меня и впилась в губы поцелуем. И было в нём столько одиночества, что я хотела в ту минуту уехать с ней и греть её всю ночь своим телом, обняв, как сестру.

Но конечно, я поехала домой. Вежливые секьюрити довели меня до двери, убедились, что мне сию секунду не требуется врач, и оставили одну.

В пустой квартире было настолько тихо, что я слышала стук своего сердца. Оно, как вселенский метроном, отсчитывало ритм у меня в голове. Ступая по ковру в спальню, я избавлялась от одежды. Грудь сжимало странным, забытым волнением. Я шла туда словно к любовнику, хотя точно знала, что постель пуста. В такую ночь нельзя оставаться одной. Это сказала мне Милка. Я прочитала это по её губам.

Было уже слишком поздно, но он не спал. В трактире стоял шум. Бренчала лютня Двойного Заппы. Кто-то в глубине смеялся и спорил. Орк опирался о стойку, смакуя задируху словно односолодовый виски.

— Мариша! — кинулся он ко мне. — Мне рассказали… Как ты?

— Тссссс… — я прижала палец к его губам. — Ничего не говори. Пойдём со мной.

Хидегард заговорил что-то про дневную оплату, но я отмахнулась от него, как от большой назойливой мухи. Это сравнение так насмешило меня, что я упала бы, если б мой орк не придержал меня под руку.

— Пойдём, — я тянула его наверх, — Ну идём же…

Даже идиот понял бы намёк, а Жакоб идиотом не был. Мы пробрались на второй этаж, словно заговорщики. Орк изголодался по мне, и я его не разочаровала. Мы оба выжали друг друга до предела. А потом я просто уснула, тихо и безмятежно. И мне было плевать, где сейчас моё тело. Ведь я сама была здесь.

* * *

Я проснулась одна и обрадовалась этому. Вчерашний закидон прошёл, я снова была свежей, бодрой и злой. Торговля в трактире давала офигенные перспективы. Барыги сюда больше на сунутся. Городской чат до сих пор гудит. Везунчики хвастаются. Лузеры спрашивают, будет ли сегодня товар.

Другая бежала бы вприпрыжку, с песней "Конфетки-бараночки" и лотком эликсиров. А я, дрянь такая, нежусь в тёплой постельке и не спешу. И правильно делаю. Мне пофиг, сколько бутыльков я продам. Главное, ДуреВар с Пузаном не продадут ни одного. Со вчерашнего дня купить эликсир за два золотых — кринж и зашквар. А падать в цене они не могут. Пара недель, и мы с Жакобом их разорим.

У меня нет этой пары недель, но об этом знает только Макс. Он меня не выдаст, ему в эти дела вообще соваться не с руки. У меня есть пара дней, чтобы нагнуть их и заставить принять мои условия. Угрозы Пузана мне не понравились. Дело для него стало слишком личным. Надеюсь, Вар поставит его на место. Тот только бабками всё мерит. Врагу патроны продаст, если будет спрос.

Я потянулась в последний раз и пошла трудиться. Стоило кинуть объяву, и в трактир повалил народ. Овсяный кисель шёл на ура. Я нашла самый дешёвый способ легалайза для торговли в трактире. Хидегард радовался, клиенты не возражали, а я только успевала бегать наверх за очередной сотней бутылочек. Больше в сумку не помещалось.

МегаКиллер нарисовался неожиданно. Забегавшись, я даже пропустила момент, когда он появился в онлайне.

— Так это ты акула бизнеса? — усмехнулся он, садясь за угловой столик, — Ты полна сюрпризов, Муся.

— Я наёмная работница, Макс, — я состроила невинную мордашку, — Мои бабки ты слил. Приходится крутиться.

— Хочешь сказать, орк тебя нанял? — не поверил тихушник.

— Я вызываю инстинктивное доверие в людях, — гордо заявила я. — Даже если они орки. Да чё ты грузишься, Макс? Я для нас стараюсь. Эти элики нам теперь на халяву достанутся. Обмен.

Открыв экран, я накидала напарнику бустеров на ловкость и силу и эликов жизни. Глаза у Макса лезли на лоб. Это богатство по прежним ценам тянуло монет на тридцать золотом. Сначала победа, потом бухгалтерия. Победителей не судят.

— Ладно, — кивнул МегаКиллер. — Это твои дела, главное, чтоб не мешали нашим общим. Ты сказала, у тебя есть неделя.

— Шесть дней, —