– Сам скажи, – подхватил старик, – или не говори, а вспомни, не приходилось ли тебе гораздо больше раскаиваться, когда ты делал что-то такое, чего вовсе не хотел?

Незаметно для себя я слишком серьезно втягивался в разговор.

– Согласен, так бывает. И не хочешь, и не нужно, и мог отказаться … Потом злишься на себя: зачем я это сделал? Но если всякий будет делать только то, что хочет, никто не станет выполнять неприятное и тяжелое. Необходимое, но такое, чего никому не хочется.

С моей стороны довод был фальшивый, но только с моей.

– Это что ж за такое за необходимое дело, которое никто не хочет делать? – напоказ удивился мой оппонент и даже руками развел. – Такого не бывает. Ну, например?

Я почувствовал досаду, но тут же ее понял и решил говорить откровенно:

– Вы ловко меня поймали. Что бы я ни назвал, это будет пример того, чего я сам не хочу и боюсь. Такие примеры приводить неприятно. Но если бы Марта или Юджина сказали, что им на кордон не хочется? Или вы опять скажете, что такого быть не может?

– Кто живет по принципу «делай что хочешь», в своих желаниях и нежеланиях разбирается. На кордон всем нам хочется по очень серьезной причине: чтоб нас тут всех не зарезали. Если не хочется, значит, тоже есть серьезная причина – беспокойство какое-то страшное, мало ли что еще, лихорадка начинается… Не нужно такому человеку в дозор, толку от него там не будет, пусть дома посидит… – Вдруг он посмотрел мне прямо в глаза ясно и весело – И чего ты, Алекс, мне выкаешь, как чужой. Говори просто: ты, Старый Медведь!

– А ты знаешь, Старый Медведь… – со смехом сказал я, – есть такая книга, где тебя опередили. Там описана счастливая Телемская обитель. В уставе телемитов значилась только одна статья: “Делай что хочешь”.

Герти услышала и тоже засмеялась.

– Знаю, “Гаргантюа и Пантагрюэль”, – улыбнулся старик. – Врать не буду, только это место и прочитал. Очень понравилось.

– Вот как?

– Делай что хочешь, – это да. И без меня умные люди об этом думали. Еще там правильно про стены: где спереди и сзади глухие стены, там и зависть, и ропот, и взаимные козни. Потом еще объясняется, что такое стены.

Он прикрыл глаза и произнес, как стихотворение:

– Когда люди порабощены низким насилием, они направляют все свое благородное рвение на сокрушение рабства, ибо мы всегда стремимся к тому, что запрещено, и жаждем того, в чем нам отказывают.

Помолчали. Герти смотрела торжествующе.

– Но! – он почему-то постучал по стакану. – Какому строителю понравится, что стены обозначают насилие. Вот и мне не понравилось. И потом. То есть главное. Телемиты могли делать, что хотят, а ничего не делали. Наряжались, выпивали, играли в мяч, охотились с ловчими птицами. Вот и все, про что сказано. Отдохнуть вот так, за игрой и со стаканчиком – понимаю, приятно, но чтобы отдохнуть, надо поработать. А за них работали другие. Не бывает, чтоб одни работали, а другие делали, что хотят.

– По-моему, именно так и бывает.

– Нет-нет-нет, – заторопилась Герти. – Такого противопоставления и быть не может. Если люди находятся в полной зависимости от других, как телемиты от своих работников, они не могут делать, что хочется. Им придется городить стены, то есть гарантии, что работники и дальше будут их обслуживать. И потом: всю жизнь выпивать да в мяч играть – это приговор на каторгу, а не исполнение желаний.

Да, обдумывали они вопрос давно и всестороннее, но тут у них явно было слабое место.

– Люди вовсе не хотят трудиться. Недаром у всех народов существует мечта о счастливой стране бездельников, где реки текут вином и медом, а на деревьях пироги растут.

– Это мечта замученного человека, а не бездельника, – как-то грустно сказал старик. – Она тогда и возникает, когда люди через силу делают то, чего не хотят. А на самом деле принцип у нас не один. Их три и все три главные. Первый: делай что хочешь. Второй: чего не хочешь, не делай. Третий: понимай свои желания.

– Но как же воспитывать детей на таких принципах? А если ребенок захочет луну с неба?

– Хороший пример! – разулыбался старик. – И я хотел луну. Получил подзатыльник. Так до сих пор и стоит красная луна над колодцем, я реву, тетка меня стукнула и унимает. Все три мои красотки тоже хотели луну. Получили. Но другим способом. Правда, котенок?

Герти закивала и очень доверчиво, даже жаль ее стало, принялась рассказывать, перевоплощаясь в ребенка.

– Мы гуляли по набережной. Это в столице. Луна была… прямо, голубая. Почему-то я на нее засмотрелась, хотя и фонари, и толпа, и музыка. Вот, говорю, какая луна. Юна взяла меня на руки и спрашивает: «Хочешь луну?» Я кричу: «Да, да!» Тогда мы спустились к морю – знаете, уже за поворотом, где не так светло и шумно. К самым ступенькам – лунная дорожка. Марта рассказала сказку про небесного оленя. Серебряные рожки, золотые ножки! Я сразу будто увидела этого оленя, но потребовала: «А как взаправду?» Тогда Юна сказала, чтобы я внимательно посмотрела и запомнила, какая сейчас луна круглая, потому что она будет становиться тоньше и тоньше, потом совсем исчезнет, но опять появится. А почему так бывает, они дома покажут. И показала. Свечка обозначала солнце, апельсины – луну и землю. А потом я эти апельсины съела.

Взвились веселые крики: Карло стоял на ступеньках с аккордеоном. Грянула плясовая. Что это? Ах да, «Юноша знатный на севере был». Подхватили, запели. Несколько пар вышли танцевать. К ним присоединялись новые. Здесь на границе танцевали так: девушка придерживала юношу за пояс, он ее за плечи, и они дружно отбивали подметки о кирпичную мостовую. Расходились, притопывая, опять сходились и обнимались.

– Старый Медведь, чего сидишь, спляши с дочкой! – заорал кто-то.

– Вдаль уводят мои дороги! – радостно горланила площадь. – Беда стоит на моем пороге!

(продолжение)

…Пять лет строили крепость. Не достроили. Диктатор умер, наследник оказался ничуть не лучше, террор поднялся больше прежнего, наследника свергла военная хунта, во главе хунты менялись генералы, в столице строили баррикады, а мы только и знали, что Знаменосец Славы копыта отбросил, дуба дал. У нас все замерло, нам было ясно, что диктатура кончилась. Хотя на самом деле еще долго было неясно, по-всякому могло повернуться. Сейчас об этом мало вспоминают. Время было смутное, трудное, в недостроенной крепости потом засели повстанцы, но это уже без нас. Строителей бросили на произвол судьбы. Все эти годы нам не платили, только выдавали два раза в месяц такие карточки, на которые можно было что-то взять в лавке. Считалось, что это необходимая и мудрая мера, призванная предотвратить безнравственность и разгул среди мобилизованного на стройку человеческого материала, а рассчитаются с нами, когда достроим. Воровство, конечно, и обдираловка. Кто оставался, кто ждал, что помогут, вывезут и хоть что-то заплатят, тем пришлось хуже некуда. Сначала голодная зима в горах, потом повстанцы. Там, рассказывали, до людоедства доходило. А кто ушел, почти все дошли до людей. И мы с теткой ушли. Пешком, пешком, как еще. С теми же двумя корзинками. Только кошки уже не было. Сдохла наша старая кошка. А мы выбрались живые.