Чапаев начал работу по нейтрализации офицеров и командиров полка и постепенному переводу контроля над полком в свои руки. Фельдфебелю с большим боевым опытом удалось завоевать доверие солдат, которые отправили его делегатом на съезд депутатов Казанского военного округа, проходивший вскоре после свержения Временного правительства, в дни московских боев. Чапаев жестко парировал попытки меньшевиков и эсеров не признавать советскую власть, установленную в Казани 8 ноября (26 октября), и их призывы продолжать войну. Он обвинил своих противников в стремлении вернуть старые порядки и объявил: «Я три года воевал в Белгорайском (пехотном полку. — П. А.), а здесь являюсь делегатом от 138-го запасного и знаю, чего хотят солдаты и о чем они мне наказывали… Кто вас уполномочил говорить от имени солдат о продолжении этой войны? Быть того не может!»

Наш герой потребовал провести выборы Совета народных комиссаров военного округа и одновременно — командиров частей. Если бы Чапаев просидел большую часть войны в тылу, антибольшевистским ораторам, вероятно, удалось бы убедить присутствующих в неправоте делегата одного из многих запасных полков. Но выступление фронтовика они опровергнуть не могли, предложения Чапаева были приняты большинством съезда. В Николаевск Чапаев вернулся уже с мандатом на отстранение Отмарштейна.

Это решение подтвердил и Николаевский совет депутатов. Отмарштейн протестовал и потребовал от занявшего его кабинет Чапаева освободить помещение. Однако, встретив сопротивление бывшего фельдфебеля, который твердо заявил, что теперь он назначен командиром полка, не пытался вернуть себе прежнее положение. В ответ на протесты части офицеров и чиновников штаба против незаконного захвата власти новый командир попросил всех несогласных покинуть полк, а оставшихся — продолжить выполнение служебных обязанностей. Тем не менее, опираясь на эсеро-меньшевистский комитет, Отмарштейн не признавал нового назначения, называя его незаконным.

Впоследствии Отмарштейн примкнул к Белому движению на востоке России, в июне 1919 года командовал 60-м Боткинским имени Иностранных держав пехотным полком 15-й Боткинской пехотной дивизии. При определенном стечении обстоятельств два бывших командира 138-го запасного полка могли встретиться на линии фронта. Карьера бывшего фельдфебеля складывалась существенно удачнее, чем у подполковника.

Приняв командование полком, Чапаев сразу взял под контроль переформирование полка, до того в ходе демобилизации старой армии носившее полустихийный характер, а также сохранность вооружения, боеприпасов и амуниции. Первыми увольнялись солдаты, прибывшие в полк из госпиталей, где они находились на излечении от фронтовых ранений и болезней, затем ратники старше сорока трех лет. Демобилизацию оформляла медкомиссия под руководством военного врача Троицкого. Новый командир полка сумел создать в части ядро из солдат и унтер-офицеров, готовых с оружием в руках защищать новую власть. Чтобы усилить свой отряд, Чапаев прибегал к разным средствам: не сдал пулеметы в окружной склад, в декабре 1917 года вывез два орудия из артиллерийской части в Саратове совсем не революционным способом — обменяв у солдат разложившейся караульной команды на самогон.

Николаевский совет депутатов получил внушительную по тем временам вооруженную силу с пулеметами и артиллерией. Этому отряду очень скоро нашлось применение. В середине декабря 550 человек отправились в район Царицына, где ожидалось выступление казаков против советской власти.

В те же дни 1917 года в Николаевске прошел уездный крестьянский съезд, на котором местные эсеры намеревались выразить недоверие ревкому и большевикам, но последним удалось перехватить инициативу. Вслед за этим большевики провели совместное заседание съезда и Совета рабочих и солдатских депутатов. На нем Чапаева избрали народным комиссаром внутренних дел Николаевской уездной трудовой социалистической коммуны. Новоиспеченный комиссар заявил, что съезд необходимо рассматривать как полноправную власть уезда, а выступления против нее будут считаться контрреволюционными и вражескими. Будучи комиссаром внутренних дел, наш герой выполнял решения о наложенных на имущие классы реквизициях и контрибуциях. Иван Кутяков впоследствии утверждал: «В денежном отношении Василий Иванович был до болезненности щепетилен. В 1918 году, когда конфискации, контрибуции, реквизиции производились подчас “на глазок”, Василий Иванович всегда строго следил за тем, чтобы малейшая ценность поступала в советскую государственную казну. Он требовал, чтобы все ценности, не имеющие непосредственно военного значения, немедленно сдавались в Пугачевское казначейство и обязательно под расписку». Впрочем, щепетильность не распространялась на методы взимания контрибуций. Чапаеву поручили изъять у буржуазии (к ней причисляли и людей свободных профессий) 900 тысяч рублей. Состоятельных граждан арестовали, чтобы ускорить выплату, но они упорствовали. Тогда сотрудники комиссариата вывели несколько человек и имитировали расстрел, выстрелив вверх. После этого план контрибуции был перевыполнен почти в полтора раза — собрали 1,3 миллиона рублей. И это был не единственный способ изъятия денег и ценностей. Однажды комиссар внутренних дел организовал телесные наказания состоятельных горожан и сельских жителей. Это была личная инициатива Чапаева, не санкционированная ни ревкомом, ни Советом, ни новым народным судом. «Говорим: “Что ты дурака валяешь?” Он говорит: “Знаешь, когда застрелишь, он ничего не помнит, а попорешь — помнит и рассказывает”», — вспоминал председатель уездного Совета Вениамин Ермощенко.

Вскоре Чапаеву пришлось лично выступить против внутреннего врага. 20 января 1918 года было созвано Николаевское уездное земское собрание. Его делегаты из числа местных интеллигентов, буржуазии и наиболее удачливых крестьян отказались признать власть большевиков и потребовали роспуска Совета. Но большевики и левые эсеры подготовились к возможному выступлению противников и его подавлению вооруженной силой. Большие тракты, железнодорожный вокзал и мосты были прикрыты вооруженными отрядами. Два комиссара, Бочкарев и Бауэр, и «группа товарищей» с оружием вошли в зал заседаний. Бочкарев объявил заседание закрытым, а Бауэр грубо прервал пытавшегося протестовать городского голову и предложил крестьянским участникам съезда гласных собраться завтра. Недовольные крестьяне разошлись, тех, кто пытался оказать сопротивление, арестовал Чапаев. Уездный совнарком назначил комиссаров в штаб милиции, на телеграф и железнодорожный вокзал. Вскоре созванное под дулами винтовок и револьверов собрание крестьянских гласных объявило себя четвертым уездным крестьянским съездом, который одобрил роспуск земской управы.

21 января оставшиеся на свободе делегаты земского собрания ударили в набат. По сигналу на соборной площади собралась большая толпа. Ораторы призывали свергнуть узурпаторов-большевиков и восстановить законность. Возмущенные произволом новой власти горожане осмелели и готовились штурмовать Совет. «В этот момент на площади появился Чапаев с автомобилем, вооруженным пулеметами. Без всякого предупреждения он немедленно открыл огонь из пулеметов по куполу каменного собора. Этого было достаточно, чтобы защитники Керенского и Учредительного собрания разбежались…» — писал впоследствии Иван Кутяков.

Это был первый опыт подавления антибольшевистских сил. Пока Чапаев только арестовал противников советской власти и стрелял поверх голов. Но вскоре ситуация изменилась. 24 января 1918 года уездный Совет назначил его комиссаром по военным делам.