litbaza книги онлайнДетская прозаБасурманка - Вера Новицкая

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 7 8 9 10 11 12 13 14 15 ... 44
Перейти на страницу:

В это время с шумом распахнулась дверь, и в гостиную с искрящимися глазами, розовая и улыбающаяся, влетела Женя. Следом за ней, тоже радостно улыбаясь, но более сдержанным шагом, появился Сережа.

Лишь на минуту забежав в спальню, чтобы пригладить волосы и сполоснуть липкие руки и губы, Женя примчалась к окну гостиной прямо от жаровен и тазов с вареньем, но увидев Юрия и Китти разговаривающими там в уголку с такими необыкновенными, еще никогда не виденными ею лицами, девочка поняла, что происходит нечто особенное, нечто «чудное-пречудное». Раз Юрий приехал, то уж наверняка все-все скажут папа́ и мама́, и в доме будет такая радость, такая радость!.. Ах, поскорей бы уж!..

И Женя, сознавая себя лишней, не замеченная разговаривающими, деликатно удалилась. Она стрелой понеслась сообщать о своих предположениях Сереже. Затем, когда в доме раздались голоса, явственно долетавшие до бродившей в нетерпеливом ожидании под окнами Жени, она поняла, что «это» сейчас совершится, что Юрий «скажет», и, охваченная страхом, как бы вдруг им с Сережей не пропустить этой «чудной» минуты, торопливо обежав кругом всего дома, сияющая, счастливая предвкушением чужого счастья, влетела в гостиную.

Неужели опоздала? Нет, нет, как раз вовремя: вот папа́ обнимает Юрия и Китти.

– Вот и хорошо! Ах, как хорошо! Как я рада! – уже громко воскликнула она, хлопая в ладоши и опять совсем по-детски, сперва присев на корточки, весело запрыгала.

– Вот кто недоволен, она не согласна на вашу помолвку, – указывая на Женю, смеясь, заметил генерал.

– Милые, душки, золотые вы мои! Наконец-то надумались! У меня уж терпения не хватало ждать. Ну как же я рада! Как это хорошо! Вот чудно!

– Ну-с, Юренька, – обратилась девочка к Муратову, – теперь уж я и вас чмокну. Да-с! Нынче вы больше не «Юрий Николаевич» и не «вы», теперь «ты» и «Юрчик».

Болтая так, девочка успела раз десять перевеситься с шеи сестры на шею ее жениха.

Юрий ласково поцеловал обе руки Жени, дружественно и сердечно обнялся с Сергеем.

– Я не все еще высказал, чем имею поделиться с вами, – снова заговорил молодой Муратов, когда несколько стихли первые бурные порывы чисто детского восторга Жени. – Мои дальнейшие новости не такие радостные, как первая. Я потому и просил не судить меня слишком строго за то, что в такое тяжелое время даю волю личной жизни, стремлюсь к осуществлению личной мечты, личного счастья. А время очень тяжелое: Наполеон уже в Вильне.

– Не может быть!

– Неужели? – раздались пораженные возгласы.

– К несчастью, это – горькая истина, – грустно продолжал Муратов. – Он беспрепятственно вошел в этот город, где восторженно был встречен поляками, которые встали на его сторону. Наши войска отступают…

Эта тяжелая весть словно громом поразила присутствующих.

– Но почему отступают наши? Недостаточны стянутые к границе силы, чтобы идти в открытый бой с союзной армией? Или существуют к тому какие-нибудь особые соображения? – спросил Троянов.

– Право, ничего не могу вам ответить на этот вопрос. Вероятно, оба ваши предположения не лишены основания. Во всяком случае, люди там нужны, чем больше их будет, тем лучше. Я решил немедленно ехать в действующую армию, вот почему я и позволил себе сегодня заговорить о своих личных делах. Хочется, уезжая, увезти с собой в душе большую радость, чтобы черпать из нее силу и бодрость, если они почему-либо станут изменять.

– Как? Ты хочешь уехать теперь, сейчас? – взволнованно заговорила Анна Николаевна: – Боже мой, это так ужасно! А как оставишь ты свою больную maman? Как перенесет она этот удар? Как…

«Как ты расстанешься с Китти, как она, бедняжка, вынесет эту разлуку?» – хочется добавить женщине. Любящее материнское сердце, вопреки всем другим соображениям, сжимается острой болью при мысли о том горе, которое нанесут ее девочке. Но она, не договорив вслух своей мысли, останавливает тревожный взгляд на лице дочери.

– А Китти-то, Китти-то как же? Что с ней будет? Как же вы ее оставите? Как она тут без вас жить будет?! – словно подслушав мысли матери, полным укора и негодования голосом бросает горячая Женя.

Оскорбленная за сестру, охваченная острой жалостью к ней за возмутительный, бесчеловечный, по ее мнению, поступок жениха, она любовно и тоскливо заглядывает в глаза Китти. Но и она, и Анна Николаевна поражены тем ясным, почти радостным выражением, которым светятся глаза девушки.

– Да, бедная maman, – весь уйдя в себя при напоминании о матери и, видимо, не расслышав хорошенько протеста Жени, задумчиво проговорил Юрий. – Как тяжело мне покидать ее, такую больную, такую несчастную. Как мертвенно побледнело ее прекрасное лицо, как задрожали тонкие, прозрачные руки, какие крупные, неудержимые слезы заструились по ее исхудалым щекам, когда я сказал о своем решении…

Юрий на минуту замолк, слишком взволнованный, чтобы продолжать.

– Но какая сильная душа, какое геройское мужество в этом слабом, хрупком теле. Ни единым словом не попыталась она удержать меня, поколебать моего решения. Она крепко прижала мою голову к своей груди, и мы долго-долго молчали… Только слезы все струились из ее глаз, я чувствовал, как они скатывались на мою шею. Мне так бесконечно было жаль ее, что, заикнись она только, захоти, заговори, и я, вероятно, остался бы. И она, действительно, заговорила… Она сказала, что, если бы был жив мой отец, то, конечно, не колеблясь, сам пошел бы туда, где нужны преданные люди, где нужна храбрость и самоотверженность. Но его нет, значит, мне, как старшему в семье, надлежит заменить отца, сделать то, что сделал бы он сам. Она сказала: «Иди, мой мальчик, не мне тебя удерживать. Пусть отец твой, так беспредельно любивший родину, оттуда, сверху, порадуется на своего сына. В этом сознании буду и я черпать силы в своем одиночестве, буду горячо молиться и ждать…»

Взволнованный, Юрий умолк. Все, умиленные, глубоко растроганные, молчали.

По лицу Жени давно уже текли слезы, которые она машинально, не замечая, вытирала кулаками.

Сережа, сдвинув брови, сощурившись, стараясь спрятать глаза от чужого взгляда, сосредоточенно молчал; что-то особенное было на его еще безусом, почти детском лице.

Глаза Китти были влажны, в них мерцал мягкий, теплый свет.

Анна Николаевна, казалось, больше всех была поражена слышанным. Она тоже была мать, и у нее был любимый сын, и она горячо любила родину, потому-то никто так глубоко не оценил, не понял всю силу величайшей в мире жертвы, принесенной этой слабой, больной женщиной.

– Да, я узнаю Марью Львовну, эту геройскую душу, эту жену-друга, которая, потеряв мужа, потрясенная горем, продолжала жить, чтобы поддерживать его традиции, воплощать в детях его идеалы, его стремления. Зато громадное, редкое счастье досталось ей на долю: увидеть, что труды ее не напрасны, что семена пали на богатую почву, дали пышный урожай; в глубоком горе разлуки вместе с тем есть величайшее нравственное торжество, – взволнованным голосом, с влажными глазами, проговорил генерал. – Бог не без милости, – она права. Господь велик в своем милосердии, а она более, чем кто-либо, заслуживает его. Иди же, Христос с тобой; исполняй свой долг и возвращайся счастливым и невредимым. Да и чего, в сущности, все кругом носы повесили? – меняя тон, продолжал Троянов. – Разве на войне каждого так вот сейчас либо убьют, либо по кусочкам распотрошат? Слава тебе Господи, достаточно повоевал я на своем веку, пороху вволюшку нанюхался, а и руки, и ноги – все полностью при мне остались: жена моя не вдова, дети не сироты, – уже совсем бодрым, веселым голосом закончил генерал.

1 ... 7 8 9 10 11 12 13 14 15 ... 44
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?