Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нарисованная Вашингтоном карта «развилки Огайо» — спорной территории, из-за которой началась Франко-индейская война. 1754 г.
Защищая интересы короля, Вашингтон не забывал и о своих собственных. Колониальный совет назначил офицерам из числа американских колонистов жалованье ниже, чем получали офицеры регулярной британской армии. В середине мая Джордж отправил Динвидди возмущенное письмо: «Позвольте мне тогда служить на добровольных началах. Я с величайшим наслаждением приложу все силы для похода, получив в награду лишь удовлетворение моей страны. Но подвергать себя опасности, пробираться через леса, утесы, горы ради тени жалованья — я бы предпочел тяжелый каждодневный труд землепашца, в поте лица своего добывающего свой хлеб, чем служить на таких постыдных условиях». Динвидди прислал раздраженный ответ, где высказывал удивление, что молодой человек, на которого он «возлагал столь большие надежды и ожидания», донимает его «необоснованными жалобами». Честно говоря, отказ от жалованья на тот момент мог быть лишь красивым жестом; Вашингтон понимал, что не настолько богат, чтобы содержать себя во время похода…
Вечером 24 мая пришли неприятные новости: французский отряд пересек реку Югиогени в 18 милях от лагеря англичан. Вашингтон решил занять оборону в Грейт-Медоуз (Больших Лугах) (неподалеку от нынешнего Юнионтауна в Пенсильвании) — глухом, заросшем сочной травой месте, оправдывавшем свое название. По его приказу солдаты вырубили все кусты, чтобы не заслоняли обзор.
Неподалеку находилась хижина Кристофера Гиста. Как-то ночью к нему нагрянули полтора десятка шумных французских солдат, грозя убить его корову и разнести дом в щепки. В ту же ночь часовые, выставленные Вашингтоном, услышали какой-то шорох. Не зная, то ли это французы, то ли дезертиры (из лагеря сбежали шесть человек), они принялись стрелять наудачу в темноту. С тех пор, ложась спать, солдаты клали рядом с собой мушкеты.
Полукороль подтвердил, что лагерь французов находится в семи милях от англичан. Они продолжали устраивать вылазки. Вашингтон решил сам изловить этот летучий отряд неприятеля.
Было новолуние, лес затопил чернильный мрак, лил дождь. Ведомый Полукоролем Вашингтон ощупью продвигался вперед по узкой тропке, за ним гуськом, натыкаясь друг на друга, шли 40 солдат; семеро заблудились, их потом так и не нашли.
Ранним утром 28 мая Полукороль, двигаясь бесшумно, словно призрак, отвел «бледнолицего брата» в потайное место в узкой горной долине, со всех сторон закрытой утесами. Там стояли палатки трех с половиной десятков французов. Укромное место, никаких опознавательных знаков… Вашингтону больше не требовалось доказательств. Всё ясно! Это шпионы! Днем они прячутся здесь, а по ночам бродят вокруг нашего лагеря, выведывая и разнюхивая!
Индейцы тенями рассыпались по горам, перекрывая французам пути к отступлению, а Вашингтон во главе своего отряда храбро пошел на них в лоб, подставляя себя под удар. Увидев, что окружены, французы схватились за оружие и принялись беспорядочно стрелять. Начальник английского отряда отдал приказ открыть ответный огонь. Его солдаты дали два быстрых и четких залпа. Потеряв десять человек убитыми, французы поняли, что оказались в ловушке, побросали мушкеты и сдались. Потери Вашингтона составили только четыре человека — трое раненых и убитый. Бой продолжался не больше четверти часа.
Неожиданно обнаружилось, что среди французов находился посланник с поручением, аналогичным миссии, какую в свое время исполнил Вашингтон. 35-летний Жозеф Кулон де Вилье, господин де Жюмонвиль, имел при себе ультиматум к англичанам немедленно освободить страну Огайо. Он начал зачитывать это послание, но тут Полукороль выскочил вперед, снес ему полчерепа своим боевым топором, погрузил руки в теплый мозг своей жертвы, разбрасывая бледно-розовые ошметки, а затем снял скальп. По этому сигналу индейцы набросились на уцелевших французов, били раненых по головам и снимали скальпы. Вашингтон им не мешал: индейцы еще пригодятся, лучше иметь их среди своих друзей, чем среди врагов.
Двадцать девятого мая Вашингтон вернулся в лагерь и засел за письмо к Динвидди. Прежде чем перейти к описанию кровавого столкновения, он уделил восемь абзацев новым жалобам на маленькое жалованье, не позволяющее колониальному офицеру вести достойное существование. Между делом он упомянул, что сообщил полковнику Фэрфаксу о своем намерении уйти в отставку, но тот якобы его отговорил; снова намекнул, что предпочел бы служить вообще без платы, чем за такие жалкие гроши. Наконец, он написал и о Жюмонвиле, напирая на то, что в скрытом от глаз месте могли находиться только шпионы или дезертиры, но уж никак не дипломатическая миссия, к тому же французы провели там три дня, высылая лазутчиков, хотя теперь от этого и отпираются.
Другое письмо Джордж отправил брату Джеку, рассказав в нем о том, как вел себя в первом бою: шел впереди своих солдат, подавая им пример и подвергая себя огромному риску. «По счастью, я даже не был ранен, хотя правый фланг, где я находился, был открыт, весь вражеский огонь обрушился на него, именно там был убит один человек, а остальные ранены… Говорю тебе совершенно точно: я слышал свист пуль, и поверь мне, есть что-то завораживающее в этом звуке».
Понимая, что французы скоро узнают об инциденте и явятся отомстить за своих, Вашингтон поклялся не делать ни шагу назад и приказал своим людям рыть окопы и огораживать частоколом форт, который назвали Несессити (Необходимость). Пока его небольшое войско напряженно готовилось к нападению французов, полковник Фрай свалился с лошади и скончался 31 мая. Командование Виргинским полком перешло к Джорджу Вашингтону.
На следующий день пришел ответ от Динвидди: он благодарил молодого героя за «приятные вести» и поздравлял с победой, «доказавшей индейцам, что французы не непобедимы в честном бою с англичанами». К следующему письму прилагались четыре тысячи черных и столько же белых вампумов и три бочонка рома для подкупа краснокожих. Впрочем, в глубине души Динвидди понимал, что Вашингтон превысил свои полномочия, поэтому в отчете министерству торговли он отвел своему молодому протеже второстепенную роль, переложив главную ответственность на индейцев. В результате национальный герой Виргинии превратился в Англии в опрометчивого юнца, жаждущего славы. В лондонских газетах написали и про «завораживающий свист пуль». Прочитав это, король Георг II скривился: «Он бы так не сказал, если бы слышал его чаще». «Вашингтон и иже с ним могут быть храбры и решительны, — писал лорд Албермаль герцогу Ньюкаслу, — но они невежественны и неопытны в нашем деле; следственно, полагаться на них нельзя!»
Это еще было не самое страшное — в Париже Вашингтон прослыл подлым убийцей. Чудом уцелевшие французы представили свою версию событий: утром, разбуженные воплями, они обнаружили, что окружены индейцами и англичанами, которые открыли огонь. Господин де Жюмонвиль через переводчика призвал их прекратить стрелять, и когда залпы прекратились, стал зачитывать ультиматум. Ему выстрелили в голову из мушкета. Англичане перебили бы всех французов, если бы индейцы не заслонили их собой. (Разумеется, мнимое милосердие индейцев упоминалось лишь для оправдания союза с дикарями; Полукороль объезжал дружественные племена, демонстрируя им свои боевые трофеи — французские скальпы.)