Предпринимательская логика была на стороне Ростерга и Квандта: кампании по поглощению соответствовали принципу экономической эффективности. Тем не менее сам процесс был похож на набег, и борьба не всегда велась честно. Участие в этих слияниях многому научило Квандта. Фабрикант познакомился со всеми тонкостями торговли акциями и спекуляций. Позже знания и опыт в сфере финансов очень ему пригодились, особенно во время финансовой лихорадки, сотрясавшей Германскую империю, и кризиса, который затем обрушился на страну.

Многие немцы обвиняли в девальвации, случившейся в 1920-е годы, революцию и неопытность молодой республики. Фактически же кризис явился следствием войны и огромных расходов на нее. По планам кайзеровского правительства Первая мировая должна была окупиться так же, как и война 1870–1871 годов, – за счет репарационных выплат проигравших сторон. Налоги не повышали, а военные расходы покрывались займами, которые правительство брало у граждан, и огромными кредитами. Все эти действия привели к инфляции: между 1914 и 1918 годами цены в Германии выросли в три раза.

После капитуляции новое правительство оказалось перед выбором и должно было либо смириться с товарным дефицитом, рискуя при этом общественным порядком, либо продолжить занимать. Правительство решилось на новые долги и вместе с тем на еще большую инфляцию. Ситуацию усугубляли обязательства по выплате репараций, которые Германия взяла на себя, подписав Версальский договор 1919 года.

Все эти события положили начало падению немецкой валюты. В 1921 году страны-победительницы постановили, что Германия должна выплатить 132 млрд золотых марок в течение последующих десятилетий, и определили размер ежегодных платежей.

Правительство попыталось спасти положение, увеличив выпуск денег. Курс марки по отношению к доллару и фунту стерлингов подскочил, но и цены также устремились ввысь.

В июне 1922 года двое мужчин расстреляли из автомобиля имперского министра иностранных дел Вальтера Ратенау. Эта кровавая расправа убила и остаток доверия к марке. Вкладчики, как внутри государства, так и за его пределами, избавлялись от активов, которые они держали в немецкой валюте. В 1922 году инфляция в Германии составляла 1300 %. Осенью 1923 года валютный кризис достиг своего апогея. Масса наличных денег была колоссальной: в октябре появились банкноты достоинством в 2500 миллиардов марок, а в ноябре – уже в 400 триллионов (числа указаны в «длинной шкале», где окончание «иллион» получают степени миллиона). На валютном рынке марка почти ничего не стоила: в середине ноября курс составлял 1,26 млрд марок за доллар. Пытаясь прекратить гиперинфляцию, правительство провело реформу и ввело новую валюту – рентную марку[4].

Полное обесценивание «старых» денег ударило не по всем немцам. Некоторые успешно пережили этот период, смогли погасить свои долги. Те же, кто хранил накопления в облигациях военного займа или на сберегательных книжках, в один момент стали бедными. Именно они стали главными жертвами этого периода истории. Большая часть среднего класса Германии была уничтожена гиперинфляцией. «Целому немецкому поколению, – писал позже Себастиан Хаффнер, – тогда был удален очень важный душевный орган, придающий человеку устойчивость, равновесие, а также, разумеется, и тяжесть. Он проявляет себя как совесть, разум, житейская мудрость, верность принципам, мораль или страх божий».

Гюнтер Квандт, однако, обладал теми талантами, которые как раз и были необходимы в подобной ситуации. Он был умен, быстр, решителен. В результате ему удалось извлечь пользу из трагедии, загнавшей многих немцев в глубокую нужду. Раньше многих своих соотечественников Квандт понял, что при инфляции необходимо перераспределить ликвидные активы в неликвидные. Но осуществить это было не так-то просто. Например, было неясно, к какой категории относятся акции промышленных компаний. Большинство мелких акционеров в то время считали, что от ценных бумаг лучше избавляться. В 1919 и 1920 годах курсы акций рухнули, и среди владельцев компаний возникла паника.

Некоторые же активно скупали ценные бумаги, поскольку точнее представляли, к чему движется экономика. Ситуация с валютой предлагала готовым к риску спекулянтам фантастические возможности. Акулы фондового мира – Петер Клекнер, Отто Вульф и Фридрих Флик – за несколько лет скупили сотни компаний. Королем среди основателей концернов, без сомнений, был Хуго Штиннес. Он создал империю из горнодобывающих и сталелитейных предприятий, приобретал верфи и электростанции, а также отели премиум-класса, такие как Atlantic в Гамбурге и Esplanade в Берлине. На пике своей власти Штиннес владел в общей сложности акциями 4554 предприятий.

Спекуляции на рынке во времена гиперинфляции являлись делом весьма рискованным. Основная проблема состояла в том, что процесс обесценивания валюты не был плавным. Иногда он ускорялся, но Рейхсбанку удавалось его тормозить при помощи интервенции. Было и еще одно обстоятельство, из-за которого крупные спекуляции с акциями становились опасными. Уже тогда биржу сравнивали с акульим аквариумом, в мутной воде которого плавает бесчисленное множество больших рыб. Те, кто торговал не отдельными акциями, а пакетами, могли своими действиями запросто расстроить планы более могущественных игроков.

Именно это случилось с Гюнтером Квандтом весной 1921 года. В утренней газете он прочитал, что на предстоящем собрании акционеров компании Deutsche Wollwaren-Manufaktur, 10 % акций которой принадлежали ему, будет принято решение об увеличении доли собственного капитала компании за счет выпуска новых акций. Причем компания хотела выпустить их сразу на рынок, не предложив сначала акционерам, как это обычно происходило. Более того, речь шла о ценных бумагах с правом голоса, 1 акция приравнивалась к 10 голосам. Узнав об этом, Квандт пришел в ужас. «Это, без сомнений, было нападение на меня, – вспоминал он позже. – Если оно удалось, мое состояние обесценилось бы».

Чтобы найти выход из положения, Квандт обратился к Якобу Гольдшмидту, одному из самых влиятельных немецких банкиров того времени. Гольдшмидт стоял во главе Национального банка Германии, являвшегося, несмотря на название, частным банком. Банкир объяснил Квандту, что он сможет заблокировать решение компании только в том случае, если ему удастся увеличить свою долю в Deutsche Wolle до уровня так называемого блокирующего меньшинства, то есть до 25 % акций. На эти цели Гольдшмидт предоставил предпринимателю кредит, которым тот с радостью воспользовался.

Имея на своей стороне опытного союзника, Квандт продолжил скупать акции Deutsche Wolle, но осторожно, так, чтобы их курс сильно не рос. Ко времени собрания акционеров его доля в компании равнялась 20 %. Поскольку встречи никогда не посещали все акционеры, этого оказалось достаточно, чтобы наложить вето. Квандт мог бы открыто выступить против планов своих оппонентов, однако, верный своим предпочтениям, промышленник предпочел действовать скрытно: половину своих прав голоса он заранее передал юристу Эриху Бандекову, в то время еще неизвестному в предпринимательских кругах. Тем не менее противники Квандта все же почувствовали неладное и предложили ему встретиться до собрания акционеров. В последующих переговорах было решено, что Квандт сможет приобрести 30 % новых акций с