промокли. Мама ещё осенью звала меня в магазин, но всё были какие-то более важные дела… Вот и остался в дырявых.

С каким-то отчуждением я подумал, что хорошо бы заболеть; в болезни время пройдёт быстрее.

– До чего – быстрее?

Последние дни я брёл, как в вязком, по щиколотку, болоте – от кочки к кочке. От звонка отцу до звонка Натальи. От встречи с ней до разговора об арендаторах. От утра с той странной семейкой до слов комендантши. От стен комнаты до толстяка и Кати. От пустой ночи до кирпичных оранжевых ворот проходной. И опять я чего-то ждал. Что-то маячило впереди. Что-то там было впереди. А я не знал.

Столько дверей… Пропуск у меня был не электронный, обычная бумажка. Наверно, надо кому-то показывать.

Но и показывать никому не пришлось: я дёрнул первую попавшуюся створку, миновал тёмный и низкий коридор и вынырнул на другом конце узкого здания проходной. Вышел – и, словно Алиса, провалился в кроличью нору. Тут была та же зима, те же коричневые, усыпанные песком дорожки и кривые чёрные стволы. Но… веселей, что ли. Белей. Чище. И немножко сказочней. Перед входом росли разлапистые ёлки – вкрапления изумрудов, на которых отдыхал глаз. Яркие стены, красные лавки, цветные стёкла прямо над входом… Будто на праздник попал.

– Тёма! – навалились сзади, заорали в ухо, с налёту шлёпнули по спине так, что я чуть не полетел носом в снег. – Тёмыч! Договорились же у столовки встретиться. Ещё лабу доделать, ты чего копаешься? Ой… Прости. Простите… Я за другого принял…

– Да ничё.

Позади меня стоял мелкий парень в шапке набекрень и расстёгнутой куртке. В руках он держал рулон бумаги – видимо, чертёж, – и переступал с ноги на ногу.

– Всё в порядке? Точно?

– Да, да.

– Прости ещё раз. Обознался. Тёма придурок…

Парень поскакал прочь, а я решил проделать тот же фокус, что и у крыльца общаги.

– Эй! Слушай! А как… ну, расписание посмотреть?

Вот дурак. Снова не придумал никакой легенды, почему я ничего не знаю. А этот парень оказался не так прост, как тот чувак у общаги: у него от удивления брови полезли под чёлку.

– Я из другого института перевёлся, – наскоро оправдался я.

– А-а… – Парень затряс головой. – Скачай приложение. Там есть и расписание, и преподы. А бумажное напротив столовки висит. Я в столовую сейчас, хочешь, пошли вместе.

– Спасибо…

– Андрей.

Он протянул руку. Я с некоторой паузой подал свою. Ладонь у Андрея оказалась мягкой, влажной.

– Артё… Тьфу ты! Олег!

– А из какого института?

– Питерский политех, – без заминки назвал я. Политех был единственным техническим вузом, который я знал.

– Круто! У меня там брат учился. А чего перешёл? Переехали?..

– Да. Можно и так сказать, – буркнул я, уже жалея, что пошёл с этим Андреем. Брат у него там учился… Ещё выведет на чистую воду. Не собираюсь я всем встречным-поперечным рассказывать про свои дела.

– У нас тоже круто, – обнадёжил Андрей. – Декан норм. Ректор тоже нормальный. На сайте недавно поставили кнопку «Вопрос ректору», и, прикинь, он даже отвечает! Я на радио работал, и однажды не запись пустили, а прямой эфир. Ну и… ляпнули там кое-что, не подумав. Думали, всё, всех отчислят. А ты прикинь, ограничилось тем, что нам замректора велела: впредь чтоб слова «ректор» и «попа» в одном предложении не стояли! И всё! Мы сидим в радиорубке ни живы ни мертвы. Она ушла. День проходит, два, три… Ничего. Сессия прошла, никого не завалили. Потому что ректор – нормальный мужик!

– А декан – это кто такой? – только чтобы прервать болтовню, без всякого интереса спросил я.

Андрей остановился. Настороженно спросил:

– В политехе разве деканов нет?

– Есть. Просто…

– Просто ты не из института, да?

– Ну… Я только на подготовительные курсы ходил, – вывернулся я. – Так декан-то кто такой?

Андрей пожал плечами. Глянул косо, но ответил:

– Глава факультета.

– А какие у вас есть факультеты?

– Теоретическая физика, экспериментальная физика, кибернетика. Что-то там ещё про информационные технологии.

– И как? По ЕГЭ берут?

– По ЕГЭ и по олимпиадам. Ну, вон столовая. – Андрей указал на длинное одноэтажное здание с такими же, как при входе, цветными окнами. – Там напротив дверей расписание всех факультетов. А деканаты все в главном корпусе.

Он уставился выжидающе. Я кивнул:

– Спасибо. Разберусь.

И Андрей исчез. А я ни фига не разобрался – ни в деканатах, ни в чёрно-белом плакате на всю стену, разграфлённом, полном сокращений и диких названий; не было даже толком написано, чему учат на каждом из факультетов. Я решил, что позже посмотрю отзывы в интернете или просто выловлю кого-нибудь у проходной и расспрошу под видом абитуриента. А пока пойду в столовую. Со вчерашнего утра, кроме этой картошки несчастной, крошки во рту не было.

В столовой было малолюдно и пахло невкусно: мокрыми тряпками, чем-то солёным. К горлу уже привычно подкатила тошнота, но аппетит это не перебило. Я шагнул за перегородку к линии раздачи и быстро осмотрел предложенные блюда. Увидал запеканку со сгущёнкой. Побежал к кассе:

– Запеканку с чаем будьте добры.

– Пятьдесят три.

Положил на блюдечко с голубой каёмкой пятьдесят рублей бумажкой и ещё три металлическими по рублю. И встал в ожидании, пока мне дадут тарелку. Кассирша меж тем не торопилась, считала у себя в ящичке деньги, на меня не смотрела.

– А… Запеканку-то?..

Она посмотрела на меня, как на идиота:

– Сам возьми!

– С прилавка прямо?..

– А откуда ещё?

Я пожал плечами, скрывая смущение, отошёл от кассирши подальше и потянул к себе ближайшую тарелку с запеканкой, на которой щедрой лужицей желтела сгущёнка. Взял с верхней полки стакан чаю. Балансируя, отошёл от линии раздачи, приглядел себе в углу пустой стол и уселся там. Сообразил, что опять без вилки. Пришлось вернуться к лотку у кассы, где лежали столовые приборы. Кассирша мазнула по мне взглядом, но без всякого узнавания. Я поскорей отошёл к своему столу. Воткнул вилку в запеканку, и есть резко расхотелось. Пелена перед глазами, разошедшаяся было, снова сошлась; на хребет, пригибая к блестящему синему столу, рухнула тяжесть. Резко заболела голова. Перед глазами замелькали студенты, задвигалось, затрещало, в уши полезли голоса и звон.

Я откусил запеканку, и она показалась несолёной. Я посолил из белого стаканчика и просыпал. Заныли вчерашние ранки от картошки – будто обожгло. Я помотал головой. Ворот душил, не хватало воздуха. Всё вокруг завертелось, смешалось в карусель. В левое ухо всё бил, ввинчиваясь, механический голосок… Что я здесь делаю? Почему я тут? Как всё это произошло,