Вы прислали мне баночку крема „Mousse de Violette“, к которому я так привык». Вероятно, в эти же дни в паре кварталов от этого места в Париже Марсель Пруст записывает на корректурном листе «Поисков утраченного времени» ту самую чудесную фразу: иногда, когда тебя совсем одолела меланхолия, «можно забраться на руки к своей привычке».

Оскар Кокошка и Альма Малер, пожалуй, самая буйная любовная пара этого года, 20 марта 1913 года садятся в Вене на поезд, чтобы через Боцен и Верону добраться до Италии.

Зигмунд Фрейд и Анна Фрейд, пожалуй, самая тихая любовная пара этого года, 21 марта 1913 года садятся в Вене на поезд, чтобы через Боцен и Верону добраться до Италии.

Рихард Штраус и Гуго фон Гофмансталь, самый экстравагантный дуэт этого года, 30 марта 1913 года садятся в Вене на поезд, чтобы через Боцен и Верону добраться до Италии.

Мировой дух отправился в путь. А Вена может пока отдохнуть. Наверное.

Вот, пожалуйста: 31 марта мировой дух, несмотря на отсутствие Кокошки, Альмы, Фрейда, Рихарда Штрауса и Гофмансталя, ненадолго возвращается в большой зал Венской филармонии. Арнольд Шёнберг дирижирует, или, скажем так, – пытается дирижировать, своей камерной симфонией, а также произведениями Малера и своих учеников – Альбана Берга и Антона фон Веберна. Публика в бешенстве. Такой заряд модернизма оглушает ее. Поэтому – крики, гневные тирады, свист, улюлюканье. А в довершение всего великий Арнольд Шёнберг получает оплеуху от второстепенного опереточного композитора. На следующий день в газетах пишут о «концерте затрещин». Это что, триумф новой музыки над старым вкусом? Ничего подобного. «Публика и критики сейчас настолько деградировали, что ни в коей мере не могут служить критерием, – жалуется Шёнберг. – Сегодня больше не получится поверить в себя после неудачи». То есть радикальный модернист Шёнберг рассказывает нам, что раньше всё было лучше.

Весна

Наконец-то становится теплее. Но самый красивый авиатор, к сожалению, разбивается – самая красивая авиатрисса не доглядела. А знаете ли вы, когда происходит действие фильма Трюффо «Жюль и Джим»? Разумеется, весной 1913 года, в Париже, когда цветут каштаны. Балет «Весна священная» наконец-то готов и имеет успех, но великий Игорь Стравинский сразу так заболевает, что приходится приехать его маме. Великая революционерка Роза Люксембург идет по цветущему лугу, срывает лютик и высушивает его для вечности. Жертва «весны священной», так сказать. А Рильке? Вы угадали: снова простужен, на этот раз в Бад-Риппольдзау.

Эгон Шиле – таким он видит себя, таким его нарисовала жизнь

Апрель

Первого апреля, и это не шутка, Франц Кафка решает заняться регулярной прополкой сорняков у фермера Дворски из богатого предместья Праги, который выращивает кольраби. В терапевтических целях. Он хочет копать землю, чтобы выбраться из окопов у себя в голове, хочет, как он сам говорит, «вылечить неврастению». Неврастения – это было волшебное слово 1913 года, что-то среднее между СДВГ[5] и выгоранием, настолько прекрасное размытое понятие для любых психосоматических недомоганий и нервозности, что этот диагноз ставили себе не только Кафка и Рильке, но и Роберт Музиль и Эгон Шиле – не говоря уже о всех великих и страдающих женщинах того года. В 1913 году новая болезнь получила два важных признания своего статуса: ее внесли в одиннадцатитомный справочник «Частная патология и лечение внутренних болезней». А еще ее увековечили в «Симплициссимусе», главном журнале современной сатиры, в бессмертных строках: «Не спеши, не гони, а то ждет неврастения».

Итак, пока неврастеник Кафка окапывает грядки для легендарной капусты кольраби Дворского (Кафка с лопатой, какой сюрреализм) и пишет своей берлинской пассии Фелиции Бауэр о том, как он в одной рубашке копал глинистую землю под моросящим дождем, она познакомилась на ярмарке канцтоваров во Франкфурте-на-Майне со своей будущей закадычной подругой Гретой Блох. В том же году, когда Кафка уже давно уволится от овощевода, а Фелиция приблизится на опасную дистанцию, Кафка будет писать Грете чуть ли не более интимные письма, чем Фелиции, будет жаловаться ей на плохие зубы своей берлинской невесты и фантазировать о любви втроем. В его дневнике есть запись: «Мечтания по поводу Бл.». Грета показывает Фелиции странные письма, та разрывает помолвку с Кафкой, то есть свои «Кошмары по поводу К.». Спустя девять месяцев у Греты Блох родится внебрачный сын. Макс Брод, ближайший пражский друг Кафки, утверждал, что отцом ребенка был Кафка. Ему до сих пор никто не верит. Когда Кафка в последний раз увиделся с Фелицией, он впервые в жизни разрыдался. Это тоже утверждает Макс Брод. И все ему верят.

Первого апреля, и это тоже не шутка, Марсель Дюшан бросает живопись и поступает библиотекарем в библиотеку Святой Женевьевы. На улице пригревает солнце, зеленеют платаны на набережной Сены, а Дюшан сидит в потемках за столом, а когда никто не приходит за книгами, то он часами читает своего нового любимого философа – Пиррона, мыслителя из окружения Александра Македонского. Пиррон был, как известно, основателем древнейшей школы скептицизма. В раннее Новое время имя Пиррона начали использовать как синоним любых сомнений. В позднее Новое время уже имя Марселя Дюшана начали использовать как синоним любых сомнений.

Пятого апреля в Копенгагене Нильс Бор идет к почтовому ящику. Он отправляет свою статью «О строении атомов и молекул» в английский журнал «Philosophical Magazine and Journal of Science», и ее публикуют в ближайшем номере. Этот текст – один из мифов, лежащих в основании модерна. «Боровская модель атома» принципиально изменила взгляд людей на микромир, уникальная наглядность его моделей сделала невидимое осязаемым. Каким образом, звучал вопрос, атомы формируют окружающую нас материю и как они удерживают ее в стабильном состоянии? Одновременно с Марселем Прустом Нильс Бор разложил мир на мельчайшие элементы – и точно так же, как Пруст, точно таким же способом сумел объяснить стабильность материи. Но с естественнонаучной точки зрения. И с философской тоже: он показывает, что нужно сначала изобрести атом, чтобы понять его. В ходе многолетних экспериментов Бор обнаружил, к собственному изумлению, что та форма, которую, судя по всему, имеют атомы, не вписывается в известные нам законы физики. И он сделал смелый вывод: получается, нужно изменить законы физики. Бор предположил, что атом не может отдавать энергию, а только принимать, чтобы перейти в возбужденное состояние, из которого он может вернуться в исходное состояние только с помощью квантового скачка. В таком возбужденном состоянии 5 апреля 1913 года начинается