сверкающих тарелок, выстроила рядышком кружки. И тихо, без лишних брызг и плеска, скрылась за окном, мгновенно растворившись в синеющем небе. Только тогда Тим понял, что всё это время сидел с разинутым ртом и что из кухни ушли все, кроме него самого и бабы Дивны.

— Поможешь посуду по местам расставить? — строго осведомилась бабушка.

— Ага… — выдохнул Тим. От удивления он даже не сразу сообразил, на что соглашается.

Из-под стола вдруг вынырнули синекожие близняшки.

— Мы тоже хотим помочь! — в один голос сообщили они, сверкая в темноте белыми зубами.

Вчетвером взялись за дело.

— Спасибо, без вас я не смог бы разбить эту кружку, — вскоре сказал детям Тим, собирая осколки.

Братья переглянулись. Молча выставили перед собой синие ладошки. Осколки мягко выпорхнули из рук Тима и соединились в воздухе. Тим посмотрел на восстановленную кружку и рухнул на стул, который заботливо появился прямо позади него. Вон как некоторые творят! Настоящие чудеса создают. Даже синекожие дети со сверхспособностями у них рождаются…

Древеснозвоновская комната встретила Тима сонной тишиной. Родители уже спали, их даже звон двери не разбудил. Тим осторожно зашагал к своей кровати, но на середине пути споткнулся о сундук и замер. Ему пришла неожиданная мысль. Сирота Киф с живыми камнями — мягкий и разговорчивый под твёрдой коркой. Заносчивые Митр и Лима с синекожими сыновьями, громогласная сероветровская бабуля и её великовозрастный сынок, расставание солнечноснеговцев, воспоминания Вита… Тима переполняло всё, увиденное и услышанное сегодня. Будто он был рекой, что готовилась выйти из берегов. Ему срочно требовалось выплеснуть куда-то накопившиеся впечатления. Да нет, не куда-то. В свой мир. Похоже, это то самое, о чём говорил отец: странствия вдохновляют на творчество…

Он вернулся на кухню, которая стала теперь совсем маленькой. Клацнули в ночной тиши застёжки сундука, поднялась крышка. Да! Сейчас он сотворит. Нырнёт и в порыве вдохновения создаст воздух, небо, землю… Что же здесь сложного, если задуматься? Нужно лишь желание и доброе расположение духа, а у него этого в избытке.

…На кухне было темно, как в сундуке. Тим лежал на холодном полу и не мог выровнять дыхание. Вытирал с лица пот и слёзы, убеждаясь: он никогда не создаст свой мир.

Никогда! Никогда его сундук не взорвётся, будучи не в силах вмещать созданный мир. Никогда Тим не познает радость творца, глядящего на свои творения. Никогда не создаст семью: стыдно приводить невесту в мир своих родителей! И ещё много всяких «никогда».

Над Тимом нависло чьё-то лицо.

— О, наш юный… — Следующее слово нависший произнёс, широко зевая. Тим скорее догадался, чем расслышал: «древеснозвоновец».

— Доброй ночи, Вит.

— Что случилось? — Вит вновь зевнул.

— Да вот, творю, — вздохнул Тим. — А ты чего не спишь?

— Сона сначала в моей комнате захотела лечь спать, а сейчас потребовала, чтобы я её отвёл к маме. И вот я шёл с Сонкой по коридору и услышал из кухни какие-то… Ну, всхлипы. Решил узнать, кто здесь и в чём дело. Погоди-ка…

Зевая, Вит наклонился и поднял с пола что-то длинное и белое. Две штуки.

— Творец из тебя, видно, совсем никакущий, — сказал брат. — Смотри, это тюфяки. Один из них, кстати, уже лежал тут, когда я зашёл. Дом о тебе заботится, а ты на ледяном полу валяешься…

Тим рассеянно устроился на мягком тюфяке.

— Да понимаешь, Вит, я месяц нырял в сундук и не создал почти ничего. Сотворил какое-то жалкое подобие воздуха, и всё на этом. С одной стороны, меня это даже радует: могу подольше пожить с мамой и папой. Но с другой… Что, если я так никогда и не создам мир? Буду всю жизнь зависеть от родителей; вырасту таким, как дядя Бас…

Вит осуждающе зевнул.

— Тимка, ну ты и древо звенящее. То, что дядя Бас живёт в материнском мире — не причина его несамостоятельности, а скорее следствие. Он сам по себе такой. Ну, и бабуля его не совсем правильно воспитывала. Мою маму и тётю Раду она воспитала лучше. А дядя Бас — младший ребёнок, избалованный… А в целом, я считаю, что самостоятельность человека не зависит от того, в своём мире он живёт, в родительском или странствует всю жизнь. — Вит помолчал и признал: — Свой мир иметь лучше. Но раз он не создаётся никак, надо отставить сундук в сторону. Жить здесь и сейчас. Наслаждаться тем, что имеешь.

— Вит, не все рассуждают так, как ты. — Тим невольно перенял у брата вкрадчивый наставительный тон. — Мои папа с мамой вот очень встревожены из-за того, что я так плохо творю. Они считают, что я не смогу повзрослеть и стать счастливым, пока не переселюсь в свой мир. Я…

— Тихо, — шикнул вдруг Вит.

Тим и так уже молчал. Хлопал ресницами и, приподнявшись на локтях, вглядывался в темноту ночи. Вит сполз со своего тюфяка и метнулся к окну, попутно ударившись о край стола.

Было очень тихо. Мгновение назад негромкая беседа двоюродных братьев сопровождалась далёким шелестом моря и всплесками отдельных волн, взлетающих в небо. Теперь всё смолкло. Страшное, пронзительное безмолвие. Затишье перед бурей?

— Тьма. — Вит мрачно зевнул. Его сутулый силуэт едва угадывался на фоне окна. — Это Тьма сожрала очередной кусочек мира. Да уж, недолго Крылатым Волнам осталось. Иди сюда, легко увидишь границу меж темнотой и Тьмой. Осторожно, об стол не…

— Ай! — шёпотом вскрикнул Тим. — Об стол не, да. Почему вообще этот стол не исчез, ведь он нам сейчас не нужен?

— А ты думал, всё всегда работает без ошибок? — Вит посторонился.

— Я ничего не думал, я просто ушибся… — пробурчал Тим и прижался носом к стеклу, пытаясь разглядеть, где же темнота обрывается Тьмой. — Слушай, а что здесь происходит с комнатами, когда в них никого нет?

— Я не бывал там, где никого нет, — ухмыльнулся Вит. — Смотри, звуки вернулись!

— Я не умею смотреть на звуки, — мстительно откликнулся Тим. Море вновь бурлило волнами, и Тим наконец увидел границу. Чёрные гребни волн задевали растрёпанное чёрное ничто. Не исчезали в нём, а натыкались, как на препятствие. Жутко.

— Испугался, когда море и лес притихли? — Голос Вита будто осип. — А в моём мире всегда такая тишь. Ну, почти такая. Я ведь не сумел толком создать звуки, не хватило сил и желания разбираться… В Тихих Ночах холод, темнота, огромные белые птицы. Я, кстати, создал таких же птиц, как отцовские, у меня даже проводник — белоснежный орёл… И ещё там безмолвие. Своего голоса почти не слышу. Когда я творил, мамин мир ещё лежал в руинах. Мама сильно выматывалась,