Подорогин молча смотрел в его подплывшие воспаленные глаза и тянул режущую полосу обертки, распечатывая пачку.

С усмешкой охранник снова принялся гонять гильзу по стойке.

— Против вас, мистер-твистер, я ничего не имею, а этих подонков вижу каждый день. — Он поймал гильзу в кулак. — Сегодня вы такой щедрый. Завтра этот звереныш завернет сюда опять, но уже со скандалом… Хорошо, не в мою смену.

— Почему со скандалом?

— Потому что… — Склонив голову, охранник прислушался к резкому звуку переставляемого стула и смеху в зале, — потому что второго такого деда Мороза здесь завтра не будет. Или, еще лучше, какая-нибудь алеся хлопнется от вони. А вы подумайте, что это ваша дочь или жена.

— Сам-то откуда? — спросил Подорогин, подкурив сигарету.

— Да оттуда же. — Охранник опять сжал и разжал пальцы, на его скулах вдруг заходили желваки. — Только, по крайней мере, не ширяюсь. И не втираю никому, что от привычки к обезболивающему.

— Что — тоже раненый? — удивился Подорогин.

— Да ладно… — Охранник съехал со стула, подмигнул барменше и вразвалочку двинулся вдоль стойки.

Подорогин рассеянно курил.

— Что-нибудь еще? — спросила барменша.

— Нет, спасибо.

Минуту погодя он вернулся к своему столику, за которым уже никого не было. На подносе стоял пустой графин с рюмкой и вымазанное чем-то черно-красным блюдце. Стаканчик с кофе исчез. Официантка, морщась, вытирала сиденья обоих стульев. Подорогин расплатился по счету. Когда он отмахнулся от сдачи, девушка, отчего-то сильно смутившись, протянула ему дисконтную карточку:

— Заходите еще.

— Обязательно.

«Ресторан „Берег“, — прочел Подорогин на ходу, — скидка 15 % постоянным клиентам и гостям города. Причаливайте!»

На улице он поначалу направился не в ту сторону, огляделся и повернул обратно. Проходя мимо ресторанных дверей, он увидел в стеклянном тамбуре охранника. Тот прогуливался с сигаретой от стены к стене. Подорогин поднял воротник пальто, сделал еще несколько шагов, затем подошел к освещенному окну, достал из кармана дисконтную карточку и прочел под изображением не то мола, не то пирса: «Завряжского, 82». В следующее мгновенье за спиной у него треснул приминаемый сугроб, что-то негромко клацнуло, и окно ресторана «Берег» померкло. Как будто выключили его.

Плывущие куски черного снега, утоптанной мостовой, мельтешащих ног и лиц, бесконечной неоновой витрины, похожей на освещение взлетно-посадочной полосы, влажных оттисков подошв на цементном полу, — все это в конце концов оформилось темной комнатой, в которой Подорогин был положен животом на липкой дерматиновой кушетке против оглушительно работающего телевизора.

Долго он не решался даже пошевелиться и, закрывая глаза, открывал их со смутной и сумасшедшей надеждой обнаружить себя в каком-нибудь новом интерьере. Однако ж все то новое, что он обнаруживал — открытую настежь форточку, очертания стола, книжного шкафа, сейфа и крепнущий запах аптеки, — оказывалось только дополнением к липкой кушетке и телевизору.

Наконец он решился перевалиться на спину, подобрался на локтях, присел и ощупал себя.

Пальто на нем уже не было, — только мокрая рубашка и брюки. Отсутствовали галстук и вырванная с мясом пуговица под воротником. Коснувшись пальцами головы, Подорогин почувствовал крепкую марлевую повязку, влажный сучок обрезанного узла на виске и большое — впрочем, при прикосновении нимало не отдавшееся в голове — вздутие на затылке. Случайно надавив на брошенный тут же, на кушетке, пульт, он выключил телевизор и понял, как страшно шумит у него в ушах. Голова болела, но не сильно, боль ощущалась как будто несколько выше и позади нее. Постепенно сквозь шум в ушах стал пробиваться чей-то возбужденный, срывавшийся на крик голос. Подорогин подумал, что снова нажал на пульт. Однако телевизор был выключен. Голос доносился как будто из-за стены. Опершись на кушетку, Подорогин осторожно встал на ноги и выпрямился.

За дверью, которая, как он решил сначала, вела в смежную комнату, открылся коридор, выложенный ромбической плиткой. Тут же он спугнул прикорнувшего у стены спаниеля. Взвизгнув, собака юркнула в приоткрытую дверь соседнего кабинета, где, почти не прерываясь дыханием, бушевал севший голос Даута Рамазановича.

Ни с того ни с сего Подорогину вспомнился сон: в огромном, как ангар, военно-транспортном самолете он падает на асфальтированный пустырь перед небольшим одноэтажным супермаркетом в Вюнсдорфе. Почему в Вюнсдорфе, почему на военно-транспортном самолете, почему на пустырь?

Он привалился к стене и, сколько это было возможно, осмотрел себя. Ссадина на ладони снова кровоточила. На брюках, на левом колене, зияла резаная прореха, на правом искрилось просторное тяжелое пятно. Ботинки были в какой-то смоле. Подорогин хотел наклониться, но лишь бессильно махнул рукой.

В комнате дежурного следователя яблоку было негде упасть.

Хозяин кабинета, багровый от напряжения горла, сидя за столом, распекал за что-то стоявшего напротив солдата. Гвардеец беспокойно переминался с ноги на ногу, тер густо закопченное, как у шахтера, лицо и то и дело пытался пристроить на место оборванный, болтавшийся на честном слове погон шинели. У его ног валялся расщепленный фанерный щит на слеге. Рядом с Даутом Рамазановичем, с бокового торца, сидел охранник из ресторана «Берег», вертел авторучкой над листом бумаги. Тут же на столе лежала газовая «беретта», обойма к ней и выстроились в длинный ряд желтоголовые патроны. На стуле у сейфа сидел улыбающийся мальчишка в засаленном бушлате с черной медалью. Одной рукой он покачивал составленными костылями, другой наручниками был пристегнут к стулу. В дверях, спиной к Подорогину, огромный сержант в камуфляже держал, сгребя за шиворот, и время от времени встряхивал всхлипывающего парня, который не отнимал от лица скованных рук и что-то бормотал в ладони. Высокие кожаные ботинки сержанта скрипели.

Появление Подорогина в дверях было замечено только Даутом Рамазановичем и вызвало у того реакцию неожиданную и бурную. Следователь вскочил из-за стола, подавился, закашлялся и замахал на Подорогина руками, давая понять, чтоб тот ни в коем случае не входил. Подорогин попятился. Даут Рамазанович продрался через охранника и сержанта и, продолжая кашлять, наступал на него до тех пор, пока не закрыл за собой дверь:

— Вы с ума сошли, да?

Подорогин молчал.

Откашлявшись наконец, Даут Рамазанович, взял его за локоть и отвел к окну.

— Где моя одежда? — спросил Подорогин.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Даут Рамазанович.

Подорогин приподнял руку, высвобождая локоть.

— Как видите.

Следователь привалился к подоконнику:

— Так вы совсем ничего не помните?

Подорогин посмотрел в черноту за окном.

Он помнил дисконтную карточку, хруст снега за спиной и постепенное свое пробуждение на липкой кушетке. Между хрустом снега и кушеткой назойливо вклинивался сон с падением самолета на пустыре.