— Вас ист дас: последний рас? — спросил он, внимательно посмотрев на Ивана Сергеевича.

На бледном лбу старика запульсировала узловатая синяя жилка, а в расширенных зрачках промелькнул страх. Но он сразу овладел собой и вежливо ответил:

— Это что-то похоже на поговорку. Вернее, пожелание приятно умыться…

Хозяин посмотрел гитлеровцу в глаза: офицер ничего не понял. Разминая сигарету, он заметил:

— Такая гостеприимность мне по душе. Только попрошу вашу супругу, чтоб она не задерживалась долго. Я не собираюсь здесь ночевать.

Обер-лейтенант щелкнул зажигалкой, выпустил в потолок сизое облачко дыма и подошел к комоду. Над ним висела фотография. Со снимка улыбался стройный военный с двумя квадратами в петлицах.

— Кто это? — спросил обер-лейтенант и сухим пальцем коснулся фотоснимка.

— Это мой племянник. Когда служил действительную в Советской Армии… — не колеблясь, ответил старик.

Из смежной комнаты донесся возмущенный голос хозяйки:

— И какое его свинячье дело!

— Вас ист дас: швиня чьедель? — переспросил немец.

Старик растерянно развел руками.

Обер-лейтенант потушил окурок и устало склонился над столом.

Встревоженным хозяевам казалось, что он задремал.

На самом деле офицер думал. И мысли незваного ночного гостя были чересчур странными. Из полузабытья наплывали различные воспоминания.

…Огромный, сверкающий тысячами огней город. Стоголосый прощальный вечер выпускников института иностранных языков. Знаменитый седобородый профессор Звягинцев говорит о красоте дерзаний, о величии подвигов, о бессмертии человеческих творений. Отличник Володя Сорокин сам себе клянется: всегда и везде быть похожим на своего любимого учителя. Профессор подходит к Володе, хочет что-то сказать, но от волнения не может произнести ни слова… Над Невой занимается рассвет…

…Строгое, почерневшее от бессонных ночей лицо Добриченко. Серые, немного печальные глаза, что давно не смеялись. Как всегда, скупо и решительно лейтенант дает последние наставления:

— Документы настоящие. Будь, Владимир, внимательным. Провала быть не должно. Помни, что, возможно, от тебя зависит успех будущего наступления. Желаю удачи!..

Но Сорокину сразу же не повезло. Еще на нейтральной полосе разведчик потерял впотьмах финский нож. Дважды возвращался он по своим следам (что же это за разведчик без финки!), но поиски оказались напрасными. В короткой и злой схватке Сорокин задушил немецкого часового в окопе боевого охранения и забрал у него хороший складной нож. Потом ужом выполз из окопчика, пробрался оврагом к шоссе, на ходу вскочил в кузов тупоносого «оппеля», что ехал в фашистский тыл. Устроившись на брезенте, разведчик нащупал несколько поврежденных телефонных аппаратов, аккумуляторов, катушек с кабелем. Он тут же пустил в дело своей трофей — отрезал им телефонную трубку с проводами и спрятал в карман.

Вскоре над машиной сомкнулись густые мохнатые ветки придорожных елей; в воздухе терпко запахло хвоей.

На одном из крутых поворотов, когда скорость заметно уменьшилась, Сорокин выпрыгнул из машины и скрылся в лесу.

За пятьдесят метров от дороги он зацепил ногой толстый телефонный кабель. Разведчик вспомнил о трубке. Он слегка надрезал изоляцию ножиком, оголил концы и подключился к линии.

Гитлеровцы разговаривали с помощью цифрового кода, но иногда какой-то «Адлер» (по-видимому, кто-то из штабных начальников), переходя на обычную речь, убежденно доказывал:

— Четвертую танковую армию необходимо усилить двумя-тремя полками самоходной артиллерии. Надежно прикроем танки истребителями. Эта армия должна выполнять роль бронированного тарана!

Немногословный бас на другом конце провода после короткой паузы возразил:

— Четвертая армия будет в резерве. Вас подкрепим пятнадцатым танковым корпусом. Перебросим из-под Сум. Головную колонну генерал-лейтенанта Шмидта вы должны встретить. На пути ее следования очень важно поставить четкие указатели, чтобы ночью танкисты не наскочили на минные поля…

«Хотят наступать, а дороги не разминировали. Что бы это могло значить?» — подумал Сорокин и еще крепче прижал к уху теплую трубку. Но гитлеровцы снова перешли на код.

К полудню он заметил из кустов, как по шоссе с грохотом спешили по направлению к Белгороду приземистые танки, подтягивались орудия разных систем, неслись, мягко пружиня на рессорах, шестиствольные минометы. Гробовидные бронетранспортеры везли горластую фашистскую пехоту.

Возле километрового столба остановился покрытый коричневой пылью бронетранспортер. Из него на шоссе высыпали немцы. Насвистывающий ритмичную мелодию солдат едва не наступил на разведчика…

В течение дня Сорокин еще несколько раз подключался к телефонной линии противника. В кратких высокопарных приказах чаще всего упоминались Белгород, Обоянь, Курск. Гитлеровцы до того торопились, что после обеда передавали приказы, распоряжения, телефонограммы без каких-либо шифров. Владимир жадно запоминал названия военных частей, их нумерацию, маршруты, даже фамилии генералов. Из всего подслушанного по телефону и увиденного собственными глазами разведчик понял, что в ближайшее время гитлеровское командование намеревается осуществить крупное, хорошо организованное наступление на широком фронте.

К вечеру Сорокин устал и проголодался. Очень захотелось пить. Он зачерпнул пригоршней мутно-зеленую воду из Ворсклы. От гнилостной воды несло тиной и какими-то лекарствами, но жажду он все же утолил.

Настало время возвращаться. В сумерках разведчик выбрался на развилку дорог, в центре которой торчал синий указатель с надписью: «Rundfahrt Minenfelds rechts»[6]. На фанерном щите огромными буквами написано, что двухкилометровый участок заминирован. По обеим сторонам шоссе — несколько указателей с надписью: «Minen» («Мины»).

На шоссе царила немая тишина. Сорокин выдернул синий указатель и фанерный щит, забросил их в кусты, а указатели «Minen» расставил вдоль объезда. Кое-где земля была твердой — пришлось забивать стояки камнем. Удовлетворенный своей затеей, Сорокин вытер пот, стряхнул пыль с офицерского мундира и исчез в лесу. Бесшумно, как тень, направился разведчик к линии фронта. Но не успел он отойти и триста метров, как из-за спины донеслось протяжное, едва уловимое гудение танков. Сорокин повернул к шоссе, затем залег под кустом боярышника.

Грохот все усиливался, перемешиваясь с лязгом стали. Танки шли на большой скорости. Наконец на развилку выскочил плоский «тигр», встрепенулся, задрав кверху длинностволую пушку с глазастым набалдашником, и застыл на месте. Из люка вылез механик-водитель, посмотрел на дорожные знаки. Осветив фонариком указатели, удивился и постучал гаечным ключом по броне неповоротливой башни. Из башни выглянул полковник в очках с золотой оправой. Он достал сигарету, прикурил и велел подать карту. Черкнув по карте синим карандашом, полковник показал рукой на Борисовку.

За головной машиной двинулась вся колонна… Сорокин радостно увидел, как взрывная волна швырнула в небо восьмитонную башню. Синевато-желтое пламя охватило «тигр», танцевало, выгибаясь на покореженной коробке, рассыпалось вверху полыхающими искрами. Громыхнуло еще несколько взрывов. Поднялась беспорядочная стрельба. По лесу ударили танковые пушки.

Левой руке стало горячо. Надо было как можно быстрее уходить из этого ада. Поднимаясь на ноги, Сорокин почувствовал особый, тошнотворный запах крови.