огонь с чердака. В ожесточенном ночном бою погибли унтер-офицер Грюсс и пять солдат. Лейтенант Шмитгоф и двое рядовых пропали без вести. Русские действовали дерзко и бесшумно, как заколдованные призраки».

Красным карандашом Бакланов подчеркнул последнюю строку, закурил папиросу и подошел к окну. В соседнем дворе возле ротной кухни хозяйничал Чурбаков: наполнил два котелка гречневой кашей, накрыл их шерстяным одеялом и стал поливать ноготки возле хаты. «Любит цветы, — подумал командир дивизии. — И Юрчук любил… Говорят, Грайченко собирал почтовые марки… Не вернулись… А Чурбаков подогревает для них ужин… Не верит, ждет. Этого вы, господин Вальтер, никогда не поймете!»

И НА ДНЕ МОРСКОМ…

Среди однополчан майор Конрад Верд — холеный аристократ, первенец известного рурского инженера — слыл умным офицером. Вот и сегодня он, как всегда, любопытно излагает свои мысли…

— Герр генерал, в принципе я с вами согласен, — сказал Верд, учтиво кланяясь командиру дивизии. — Наблюдательные пункты действительно рекомендуется выбирать на командных высотах. Аналогичные требования изложены и в русских наставлениях. Поэтому не удивительно, что в течение трех лет советская артиллерия терпеливо перепахивает метр за метром склоны господствующих высот: ведь там же наши КП и НП. И вот как раз на этой местности мы можем приготовить русским хороший сюрприз.

— Поточнее, — попросил генерал Шюрф, тщательно приглаживая усы изящной пластмассовой щеточкой.

— Ваш командный пункт, герр генерал, надо оборудовать на высоте 275,3. Во-первых, она не намного ниже господствующей. Во-вторых, на ней расположено кладбище. Можно имитировать похороны. Под видом похоронной процессии перебросим туда материалы, инструмент и солдат. До переднего края девять километров. Даже опытнейший наблюдатель на таком расстоянии вряд ли заподозрит… В-третьих, русские с уважением относятся к усопшим, они и мысли не допустят, что мы потревожим нескольких мертвецов. А в-четвертых, стереотрубу на кладбище удобно замаскировать под перекладину креста.

Генерал задумался, снял пенсне и кусочком замши протер стекла.

— Знаете, Конрад, у русских есть мудрая пословица. Хочу ее смысл уточнить: семь раз отмерь, а потом еще раз подумай, стоит ли резать… — Шюрф поднял пенспе. — А вообще в плане вашем есть кое-что, заслуживающее внимания, — он повернулся к своему адъютанту, подшивающему боевую документацию. — Хорст, немедленно распорядитесь, чтобы командный пункт дивизии был оборудован на высоте 275,3, в квадрате четырнадцать-восемьдесят. К двум часам закончить все работы. На рассвете проверю.

Гауптман Хорст молча откозырял и вышел.

* * *

Запись в дивизионном журнале разведки гласила: «12 июля 1944 года в 17.15 три грузовых «оппеля» в сопровождении двух взводов пехоты медленно приблизились к воротам кладбища на северо-восточном склоне высоты 275,3. В кузовах — несколько гробов, коричневые крышки которых выступали над закрытыми бортами на 12–15 сантиметров. При спуске в овраг в кузове передней машины сверкнули металлические предметы. Похоже — топор и лопата. Все машины покинули кладбище ровно через час после салюта — в 18.15. В кузовах находилось по восемь солдат. Вывод: на кладбище противник задумал какие-то инженерно-земляные работы. Высота — ИП или КП? Сержант Гуля».

В позапрошлую и прошлую ночь разведгруппы Щербакова и Ломтикова тщетно пытались перейти линию фронта. Предусмотрительные немцы всюду выставили сдвоенные посты, усилили боевое охранение, заминировали почти весь передний край. Группу Ломтикова фашисты обнаружили и хотели было отсечь. Из траншеи выскочило более взвода автоматчиков. Ребятам пришлось отстреливаться. В перестрелке фрицы потеряли с десятка два убитыми. Вот Гуля, наверное, как раз и наблюдал, как похоронные команды занялись своим невеселым делом…

«На прошлой неделе взять «языка» не удалось, — Пушкарь почесал не в меру широкий затылок, поправил пилотку, — а уж на этой надо сообразить обязательно. Если немцы действительно роют на кладбище НП, конечно, стоит рискнуть…»

— Что скажешь про решение Гули? — не поворачивая головы, спросил осунувшийся после двух бессонных ночей лейтенант Добриченко; его бинокль уже в который раз двигался вправо — к высоте 275,3.

— По-моему, Гуля прав, — не сразу ответил Пушкарь. — В гробах перевозили другой груз. Мины? Отпадает. Зачем им высоту минировать? Боеприпасы? Чересчур много для двух взводов. Скорее всего, стройматериал и шанцевый инструмент. Немцы далеко не глупы. Тактическая уловка! Свежинка!

В глазах Добриченко загорелись, но тотчас же погасли крохотные искорки.

— Теперь вообразим, — продолжал Пушкарь, — что станет делать вражеский офицер после того, как наблюдательный пункт будет готов. Конечно, саперов и связистов тут же отпустит. А в блиндаже останется либо сам, либо — младший офицер с двумя-тремя солдатами. Вот сцапать бы такого «языка» во мраке могильном!

— Помни о минных полях. Мина на мине… — вздох-пул Добриченко.

* * *

К двум часам ночи в обшивку ячейки наблюдения был вколочен последний гвоздь. Конрад Верд критическим взглядом окинул весь узел, вошел в генеральский блиндаж и поднял телефонную трубку.

— Алло, герр четырнадцатый? Кто? Адъютант? С добрым утром, старина. Доложите шефу, что его новая дача готова.

— Хорошо! Пожалуйста, передайте всем благодарность. Солдатам предоставляется суточный отдых. Вам лично шеф очень признателен, обещал наградить по заслугам.

— Зиг хайль! Я чертовски устал. Здесь оставляю лейтенанта Файлера, сам еду в село…

— Шеф приказал вам оставаться на месте до его приезда. На рассвете вы будете ему очень нужны. Организуйте охрану. До свидания.

— Пока, — недовольно буркнул Верд и положил трубку.

Отправив саперов и связистов, он прилег на диван. «Да, что ни говори, — размышлял майор, — а у судьбы тоже есть баловни и пасынки. Вот хотя бы этот белоручка Хорст… Всю войну просидел под крылышком то у одного генерала, то у другого… А наградами и повышениями в чинах не обойден. Другой вечно в холоде и голоде, под открытым небом, под пулями да минами… Однако так, по соседству с могильными червями, еще никогда не приходилось… — Верд невольно содрогнулся. — Впрочем… страшны не черви, не покойники… Живых надо бояться! Так говорил отец еще лет двадцать тому назад. Прав был старик — и поныне у нас где-то глубоко сидит страх перед мертвецами и могилами… Пора бы привыкнуть… За три года в фатерлянде появились тысячи новых кладбищ. А чего мы достигли? Ни жизненного пространства, ни вермахта», — майор подозрительным взглядом окинул блиндаж, как будто кто-то мог разгадать его мысли.

На стульчике у двери беззаботно похрапывал связист, рядом с ним на топчане прикорнул ординарец майора — Хуго Фукс. Вокруг царил полумрак: снарядная гильза, заменяющая здесь каганец, чадила блеклым огоньком. Верд встал, слегка взболтнул керосин в светильнике и снова устало прилег на диван, который возили специально для генерала.,

* * *

Перед рассветом тучи заволокли небо, и тьма сгустилась. Обогнув ползком еще четыре холмика, Сомов обрадовался. Немцы