Ох, знал бы Николай Васильевич, какая мотивация мной руководила.

— И вот ещё. — Шеф снова испытующе посмотрел на меня. — Я, конечно, одобряю твою активную тягу к профессиональным знаниям и вижу, что она приносит ощутимый результат. Для первогодка в милиции ты весьма компетентно разбираешься во многих тонкостях нашей работы. Не знаю уж, что за методику ты используешь, но результат есть… — Николай Васильевич на секунду отвлёкся от разговора, как будто прокрутил что-то в своей голове. — … да, результат есть и результат хороший. И тем не менее должен тебе сказать, что на моей памяти ещё не было такого, чтобы человека без хоть какого-нибудь милицейского образования, да после первого года службы вот так вот запросто взяли в уголовный розыск. Даже без «школы дураков», уж если не законченной, то хотя бы начатой.

Так и я такого не помнил. А «школой дураков», что совсем не политкорректно и очень даже обидно, называли заочное обучение в Ленинградской средней специальной школе милиции МВД СССР, что располагалась в Стрельне. Происхождение такого дикого названия никто толком не знал. Произошло оно, скорей всего, от необременительности обучения и заведомой уверенности, что закончишь, раз уж поступил. А ведь она, школа эта, спасла многих, когда серьёзно встал вопрос об обязательном наличии высшего или хотя бы среднего специального образования для замещения офицерских должностей. Вот и сам Николай Васильевич был выпускником этой школы и не об этом ли он задумался минуту назад?

Шеф между тем продолжил:

— Так что, Алексей, мой тебе совет: не тяни с поступлением в вуз. Вот у нас в Вологде есть филиал ВЮЗИ, туда поступай, или в Ленинградскую вышку, да и другие заведения есть. Только, в другие-то далеко ездить будет. А это и для тебя муторно, да и для всех нехорошо. Вот и выбирай. Идёт?

Я кивнул. Как мне помнилось, в Вологде был не филиал, а учебно-консультационный пункт ВЮЗИ, менее статусное подразделение, нежели филиал, но именно отсюда выходили почти все наши милицейские юристы. А что, диплом не вологодский, а московский, точнее, общесоюзного образца. Чего ещё надо? Да и я в той, первой жизни присматривался к нему в качестве возможного места обучения.

Судя по всему, разговор близился к завершению. И точно, потому что Николай Васильевич легонько хлопнул по столу, как будто точку поставил и произнёс:

— Всё, Алексей, иди работай. И не думай, что в это межвременье тебе удастся посачковать. Шиш тебе, а не отдых. Я позабочусь, чтобы ты был загружен под завязку.

И я пошёл наполнять учётные дела всякими бумажками и думать.

Старик! Ишь ты, какую кликуху мне дали. Значит, коллеги мою неадекватность всё-таки заметили? Ну да, заметили. Вон, недавно обратили внимание, что я на машинке печатаю довольно бойко, только ругаюсь, что клавиши тугие. Привык, понимаете ли, что компьютерная клавиатура гораздо мягче, нежели наша техника, разбитая «пальчиками» участковых инспекторов.

А с другой стороны, чего удивляться, что коллеги внимание обратили? Профессия обязывает. Я вспомнил, что к концу службы мог с точностью до года определять возраст любого человека и ошибался очень редко. А потом, на гражданке, этот свой талант утратил без следа — не нужно стало, видимо.

Но отмотаем чуть назад. Какие-то свои ляпы в поведении и высказываниях я успевал заметить и, старался их как-то объяснить. Но ведь наверняка было то, что проходило мимо моего внимания. Что-то такое, что кажется мне самому очевидным, а других удивляет. Особенно, если учесть короткий стаж Лешки Воронцова в органах внутренних дел. Вот и заработал себе никнейм.

Я улыбнулся и сказал сам себе: вот на таких никнеймах ты и засыпался. Это, конечно, ничем тебе не грозит. Разве что окончательно прослывёшь чудаком на другую букву. Главное, не настолько, чтобы со службы попёрли. Я покрутил на языке новое прозвище. А что, очень даже ничего! Не чудак, конечно, а старик. Вот «сопляк» бы было обидно, в мои-то шестьдесят пять!

А мысли мои вернулись к недавнему разговору. В первой своей жизни до перевода в уголовку, мне пришлось проработать два года, а здесь прошёл только один, да и то, неполный. И происходит это совсем не так, как тогда. Что же такое получается? Я своей деятельностью меняю реальность? Причём самому мне знать не дано, так это или нет, можно только строить предположения. В таком случае рассчитывать на то, что все ходы заранее известны, мне не приходится, так что ли?

Я совсем раздухарился в своих предположениях. Надо бы взглянуть на происходящее трезво. Если в голову приходят мысли, что ты меняешь реальность, то тебе надо прямиком к старику Романову, полному тезке главного героя из фильма «Бриллиантовая рука», которому инопланетяне с Альфы Центавра магнитом просвечивали мозги.

А может, дело обстоит совсем не так? Вполне возможно, что я лежу сейчас в больнице, с трубкой в носу в коматозном состоянии, после ранения, полученного от обидчиков Гоши неподалёку от аквапарка? И моё агонизирующее сознание рисует мне различные виртуальные химеры?

Спокойно! Если это так, значит это легко проверить. Я взял большую «цыганскую» иголку, которой только что шил свои дела и собрался воткнуть её покрепче куда-нибудь… Нет-нет, не туда, куда вы подумали, а в руку! Но передумал. Это испытание с настоящей болью я уже преодолел в больнице и, заверяю вас, что всё очень даже настоящее.

Тогда другой вариант. В фантазиях, всякие там физические законы действовать не должны, например, гравитация. Вот сейчас я подпрыгну и воспарю под потолок, потому что я так хочу. Не будем терять времени!

Ух…

Услышав грохот, из-за стенки живо отозвался Николай Васильевич:

— Что, Воронцов, со стула упал? Кемарнул маленько? А то я слышу, притих что-то.

Пришлось наврать, что это портфель Гусева упал со шкафа. Если бы в эту минуту шеф вышел из своей каморки и не обнаружил в пределах видимости никакого портфеля, что бы он подумал обо мне? Что я всё-таки со стула упал? Да и ладно с этим! Вывод-то какой из происшедшего? Не подвис я под потолком. Или опыт не тот, или реальность, самая, что ни на есть реальная.

А что еще я могу сказать о предстоящем переводе? Да много что могу. А главное, что назначение в уголовный розыск никогда не происходит с бухты-барахты. К человеку долго присматриваются, что за характер, каков в деле, не грешит ли избытком интеллигентности, раскрыл ли на данный момент хотя бы самое ничтожное преступленьице, ну и так далее. И уж