В конце концов, неподкупная и требовательная к себе Мария Сергеевна и раньше вступалась за своих бойцов, осознанно и последовательно. Может быть, потому они и отвечали ей искренней преданностью. А уж независимый и неотразимый красавец Алексей, любимый Алешенька, — и вовсе был одной из немногих слабостей «железного» комиссара, и ему многое спускалось с рук. Отчаянность же и дерзкое поведение Мария Сергеевна почти по-матерински оправдывала молодым задором. Комиссар выдохнула и твердо призналась:

— Этот мой муж, товарищ Леснин.

Ее взгляды на брак были хорошо известны среди старых товарищей по партии и рискнуть своим авторитетом было нелегко, тем более немалая разница в возрасте с «мужем»… Но бросить в беде Алексея Мария не могла. Ответом ей стал удивленный и почти саркастический взгляд.

— Так-та-а-ак, — прищурившись, протянул картавый коротышка, — супруг, значит? Так что же это получается, товарищ Михалёва: ваш муж несознательность проявляет? Контрреволюционные, можно сказать, настроения?

— Контрреволюции там нет — за это я ручаюсь, — поспешила уверить его комиссар, — а над прояснением сознания я работаю. Да, действительно: оступился товарищ — с кем не бывает, так ведь не топить, а поддержать надо! Не сразу, знаете ли, старая закваска на новую меняется: не сразу революционная сознательность просыпается…

— Ну что ж… Мы вас, товарищ Михалёва, знаем: вы — человек проверенный, старый партиец, на вас положиться можно. Хорошо! Я сейчас же распоряжусь напечатать приказ об освобождении вашего супруга: предъявите начальнику вашего отдела Чрезвычайной комиссии и начальнику тюрьмы. Забирайте своего матросика — на здоровьице, на удовольствие! — Он двусмысленно улыбнулся Марии и лукаво ей подмигнул.

Комиссар нахмурилась, но промолчала.

Глава 13

Алексея вскоре отпустили. Он вышел, покачиваясь, из неопрятного, грязно-желтого здания тюрьмы — единственного добротного каменного строения в городе — и недоверчиво, из-под руки поглядел на ясное небо. Караульный как будто с сожалением таращился уходящему в спину: за прошедший год службы он не мог припомнить никого выходившим отсюда на свободу. Подошла комиссар, пытливо и с болью вгляделась в заплывшее от побоев дорогое лицо и, не стесняясь присутствием сопровождавших матросов, порывисто, скорбно прижалась к его груди. Алексей приобнял ее, и они с минуту молчали. Наконец Мария отстранилась и с чувством сказала:

— Ну пойдем… подальше отсюда… Не будем здесь…

Она усадила освобожденного в открытый экипаж, который тут же двинулся прочь. Комиссар более не прятала их отношений — и моряки, ввиду чрезвычайных и трагических обстоятельств, приняли их любовь как данность и даже с уважением. В полку больше не злословили по этому поводу. Алексей чуть морщился на ухабах, хотя Мария Сергеевна велела извозчику ехать помедленней, без тряски.

Два дня подряд Алексей лежал пластом в комнате комиссара. Она сама часто меняла примочки, следуя предписанию приглашенного доктора, и отпаивала друга настоем моченой брусники. Врач подтвердил, что, скорее всего, серьезного внутреннего кровотечения нет, поэтому все, что больному требуется, — это обильное питье, усиленное питание и продолжительный покой. Но природа и могучий мужской организм быстро брали свое: на третий день, не удержавшись и забыв наставления пастыря, Алексей уже истово любил свою подругу, спасшую ему жизнь. Потом, прильнув щекой к плечу, она долго и задумчиво водила ладонью по его груди и время от времени легонько целовала ее.

На следующее утро Алексей поднялся с явным намерением возобновить активную жизнь. Его все еще покачивало и подташнивало при резких движениях, он долго и туманно разглядывал свое многоцветное отражение в зеркале, вздыхая и потирая густую щетину. Марии Сергеевны дома не было: наверное, уехала на заседание какой-нибудь партячейки. Не теряя времени, она деятельно участвовала в построении партийной жизни на местах. Кое-как побрившись и ополоснувшись, Алексей, охая и морщась, оделся, закутался поплотнее и вышел во двор — взбодриться холодным воздухом промозглого утра.

Было непривычно тихо, и Алексей не сразу понял, в чем дело: не слышно привычного для этого времени дня благовеста! И вдруг прошлое, подступив, нахлынуло со всех сторон и оглушило, парализуя. Он испытал его заново, пугающе остро, — и с поразительной ясностью вспомнил свой арест, темный переполненный карцер с мертвенно-бледными, перепуганными людьми, истошные крики из коридоров, допросы и ухмыляющуюся зверскую морду плюгавого чекиста, пронизывающую боль от ударов ногами под ложечку, отчаянные взгляды обреченных, уводимых ночною порой людей, которые, цепляясь за его бушлат, пытались остаться в карцере, и потом — отголоски выстрелов во внутреннем дворе. Скорчившись и постанывая, он опустился на корточки и отчаянно тер виски ладонями.

— Что с тобою, Алеша?! — От ворот почти бегом ринулась к нему Мария Сергеевна и бережно помогла подняться.

С другой стороны поддержал друга напросившийся навестить его Димитрий.

— Так… Не обращай внимания — нервы, что ли… — распрямившись, выдавил Алексей и двинулся с ними обратно к избе.

Комиссар оставила друзей, давая им возможность поговорить наедине.

— А собор-то стоит целехонек — честное слово! — пригнувшись к Алексею, тихонько сообщил Митяй. — Службы, правда, пока не идут, но они, вишь, побоялись его еще раз тронуть: беспорядков среди горожан испугались! Да и вообще аресты священников с тех пор прекратились в округе — ишь, боятся, сволочи! — и засмеялся в радостном возбуждении.

— Наверное, Линка рада-радешенька, — ухмыльнувшись, заметил Алексей.

Митяй, с лица которого будто стерли улыбку, глянул почти испуганно:

— Да ты что… Ее ж с тобой забрали — али память тебе отшибло?

— То есть как?! Она в тюрьме?

— Ну да. Только тебя одного и выпустили. Говорят, комиссар в Питер к их там самому набольшему ездила — хлопотала.

— А… Линка?

— Говорят тебе, как забрали — ни слуху ни духу!

Алексей помрачнел и глянул с такой ненавистью, что Митяй отпрянул:

— Ты… чего?!

Алексей опомнился и успокоил друга:

— Да это я не на тебя… Так, вспомнил… Ладно, вот что: ты иди пока. Мы с тобой после побеседуем, а мне тут с Марией срочно потолковать надо.

Огромный Димитрий, похлопав друга по плечу (Алексей чуть поморщился от боли), пожелал ему «наискорейшего выздоровленьица» и вышел, как всегда треснувшись головою о притолоку двери и громогласно чертыхнувшись.

Алексей проводил товарища до двери. Вернувшись, он долго молча наблюдал, как подруга вытирает со стола и наливает свежего настоя брусники. Закончив, она с нежностью посмотрела на любимого, да так и застыла с тряпкою в руке:

— Алеша, ты что?

— Где… Лина? — осведомился Алексей, четко произнося каждое слово.

Мария Сергеевна поняла, выпрямилась, спокойно сложила ветошь и ответила холодно и отстраненно, с каменным лицом:

— Честно говоря, меня это не интересует.

Алексей изумился, но быстро взял себя в руки.

— Надеюсь, ты пошутила… будем считать — неудачно, — приблизившись