– Китто – гоблин, Джереми. Он не в силах этогоизменить.

Джереми кивнул:

– Да, не в силах.

Мы снова переглянулись.

– И что мне делать?

– Ты имеешь в виду – не только с Рисом?

Мы еще раз переглянулись, и мне пришлось опустить глаза, ноэто означало встретиться с испытующим синеоким взглядом Китто. Куда бы я нипосмотрела, от меня кто-то чего-то ждет. Китто хочет, чтобы я о нем заботилась.Джереми... этот, пожалуй, хочет только, чтобы мне было хорошо.

– Я думала, что мне удалось завоевать их уважение вИллинойсе, но что-то как будто переменилось за последние три месяца.

– Что? – спросил он.

Я покачала головой:

– Не знаю.

Китто поднял голову, и моя рука соскользнула на теплый изгибего шеи.

– Дойл, – сказал он тихо.

Я посмотрела на него:

– Что – Дойл?

Он чуть опустил взгляд, будто боялся посмотреть мне в глаза.Он не был стеснительным, это был просто привычный жест, жест низшего,подчиненного.

– Дойл говорит, что ты хорошо начала, но ты неиспользуешь свой договор с гоблинами. – Он немного поднял глаза. –Гоблины будут твоими союзниками еще только три месяца, Мерри. Еще три месяца,если неблагие начнут битву, то королева должна будет просить помощи гоблинов утебя, а не у царя Курага. Дойл боится, что ты просто намерена трахаться совсеми подряд и ничего не предпримешь против своих врагов.

– А чего он от меня хочет? Чтобы я кому-нибудь объявилавойну?

Китто спрятал голову мне в колени.

– Не знаю, госпожа. Я только знаю, что остальные идутза Дойлом. Это его ты должна завоевать, не их.

Джереми оттолкнулся от моего стола, подойдя к нам поближе.

– Мне кажется немного странным, что воины-сидхе говорятпри тебе так свободно. Ничего личного, Китто, но ты – гоблин. С чего бы имдоверять тебе?

– Они не... не то чтобы мне доверяют, как вы сказали.Но иногда они говорят при мне так, будто меня нет. Как и вы только что.

Джереми нахмурился:

– Я говорю с тобой, а не при тебе, Китто.

Китто поднял взгляд на нас обоих.

– Но перед этим вы говорили, как будто я не понимаю, очем речь, словно я собака или стул. Все вы так делаете.

Я моргнула, глядя в невинное лицо гоблина. Я уже хотеласказать, что это не так, но придержала язык и подумала над его словами. Может,он прав? Диалог, который только что вели мы с Джереми, велся, по сути, междунами двумя, а Китто просто при нем присутствовал. Мне не требовалось его мнениеили его помощь. Честно говоря, я вообще не ожидала от него какой-либо помощи.Он был для меня предметом заботы, долга, но не другом, и – если до конца честно– не совсем личностью.

Я вздохнула и опустила руку, так что теперь он касался меня,но я до него не дотрагивалась. Его глаза в панике расширились, и он схватил моюруку, положил ее обратно себе на голову.

– Пожалуйста, не сердись на меня, пожалуйста!

– Я не сержусь, Китто, но я думаю, что ты прав. Яобращалась с тобой как с домашним животным, не как с человеком. Я бы никогда нестала вот так сидеть и ласкать кого-нибудь из других мужчин. Я вела себябесцеремонно. Прости.

Он поднялся на колени.

– Нет-нет, я не это имел в виду. Мне нравится, что тыприкасаешься ко мне. Так я чувствую себя в безопасности. Только так я и могучувствовать себя в безопасности в этом... ну, здесь, в городе...

И глаза у него были очень несчастные, потерянные.

Я протянула кружку с чаем Джереми, и он поставил ее на крайстола. Тогда я взяла лицо Китто в ладони, подняла к себе и посмотрела прямо вглаза.

– Ты сказал, что я обращаюсь с тобой как с собачкой иликак со стулом. Я попыталась обращаться с тобой как с человеком – и тебе это тожене нравится. Я не понимаю, чего ты от меня хочешь, Китто.

Он положил свои теплые ладони поверх моих, плотно прижимаямои руки к своему лицу. Ладони у него такие маленькие... из всех мужчин, кого яв жизни видела, только у него руки меньше моих.

– Я хочу, чтобы ты все время прикасалась ко мне, Мерри.Пожалуйста, не переставай. Это ничего, что при мне разговаривают так, будтоменя нет. Я так больше слышу, больше знаю.

– Китто, – тихо сказала я.

Он забрался мне на колени, как ребенок, заставив меня обнятьего, предохраняя от падения. Правой рукой я скользнула по твердым чешуйкам наего спине, левой обняла гладкий, лишенный волос изгиб бедра. У сидхе волос нателе немного, у змеегоблинов нет вовсе. Смешанная наследственность сделалаКитто гладким и совершенным, будто отполированным от шеи до пяток. Еще одинштрих к кукольной внешности, из-за которой он казался вечным ребенком. Он былпорождением последней войны между сидхе и гоблинами, а значит, ему было чутьбольше двух тысяч лет. Я знаю нашу историю, знаю даты – но, сжимая его вобъятиях, будто куклу-переростка, я с трудом могла в это поверить. Почтиневозможно представить, что мужчина, свернувшийся калачиком на моих коленях,родился задолго до смерти Христа.

Дойл был еще старше, как и Холод. Рис – под другим именем,которое он никогда мне не называл, – когда-то почитался как божествосмерти. Никке было несколько сотен лет, юноша по сравнению с ними. Гален былвсего на семьдесят лет старше меня, при дворах мы считались практическировесниками.

Я выросла, видя их неизменными. Они были бессмертны, я –нет. Я старела несколько медленнее, чем обычные люди, но не намного. Явыглядела всего лет на десять – двадцать младше своего возраста. Два лишнихдесятка лет – это здорово, но с вечностью их не сравнить.

Я посмотрела на Джереми, ища подсказки, что делать сгоблином. Он развел руками.

– Меня не спрашивай. Мои работники никогда незабирались мне на колени и не просили их погладить.

– Он просит не совсем об этом, – поправилая. – Он хочет, чтобы его утешили.

– Ну, если ты все знаешь, Мерри, так почему ты это несделаешь? – поинтересовался Джереми.

– Может, мне нужна более интимная обстановка, –ответила я.

В тот же миг, как я произнесла эту фразу, я почувствовала,как напряжение начинает оставлять тело Китто. Его рука скользнула мне подпиджак, обняв меня за талию. Колени разогнулись так, что он смог просунуть ногимне под локоть, и моя ладонь в результате проехала по его бедру до самого краяшорт. Китто никогда не показывался клиентам, а потому не был вынужден носить деловойкостюм.

Джереми поправил галстук, разгладил полы пиджака. Нервнаяжестикуляция.