Я сняла пуанты и обильно припудрила покрасневшие пальцы. Надо непрерывно следить за ногами, нельзя допустить ни одной трещинки, иначе начнется полный кошмар. Намазала ступни грязно серым кремом. Вид был ужасен, хорошо хоть запах приятный, сливочный с нежными цветами. Крем был спасением, он лечил пересыхающую от сильных нагрузок кожу. Легко ступая, как могут только балерины, я подошла к окну, и стала всматриваться в рисунки на Луне. Я придумала эту игру еще маленькой, когда зимними вечерами оставалась в балетном зале ждать маму после занятий. Мама приезжала поздно, и за это время можно было разглядеть очень много тонких ниточек, изгибов, кружочков и точечек на этой странной желтой штуковине, зависшей в небе.

Засыпала я долго, то проваливалась в беспокойный сон, то, вздрагивая, просыпалась. Потом, окончательно утомившись, вырубилась до утра. Быстрые, отточенные до мелочей сборы, и я уже у дверей зала. Ну вот и все, этот шаг перевернет мою жизнь, говорил голос внутри, в какую сторону она перевернется, зависит только от тебя. Я вошла и сразу ощутила поток взглядов. Непривычных. Совсем по-иному на меня смотрели мои вчерашние горячо любимые друзья. Надо привыкать, говорю я себе и иду переодеваться. В раздевалке сильно пахнет тальком, потом я нахожу источник в своем шкафчике. На гвоздике висят пуанты, полностью наполненные тальком. Это посвящение в примы. Девчонки столпились у двери. Когда-то я сама участвовала в подобном ритуале, но с другой стороны, это казалось очень трогательным. Теперь я понимаю, какая это глупость. Я кидаю со всей силы на пол пуанты, поднимается облако белой пыли, и все хлопают. Любители ритуалов расходятся, а я с облегчением вспоминаю, что сегодня взяла вместо одной пары пуантов – две. Я роюсь в сумке, тайком нюхаю крышечку от взбитых сливок. Надо их выкинуть, чтобы мыслей даже не было. Я сильно втягиваю носом запах, но вместо сливочного, получаю пластиковый.

Раздались хлопки, зал замер, и среди этой тишины проскрипел тихий старческий голос Ираиды.

– В нашей семье появилось новое божественное существо, пока еще с неокрепшими крыльями и человеческим сердцем, но уже совсем неземное. Мысли и дела этого существа теперь целиком и полностью отданы служению во имя искусства.

Она подошла ко мне, тихо погладила иссохшейся шершавой рукой и продолжила.

– Я жду от всех вас полной поддержки нашего нового ангела. И какие бы мысли не витали в ваших головках, помните, я не потерплю никакой зависти в стенах моего храма.

Зазвучала музыка и началась череда бесконечных тренировок. Они шли одна за другой, и уже казалось, так будет вечно, но внезапно настал день премьеры.

Я вошла в личную гримерку, надела белоснежный костюм и подошла к большому зеркалу. Я смотрела в свои глаза, мои глаза из зеркала смотрели в мои глаза, мои глаза внутри моих глаз смотрели в глубину отраженной глубины и так, пока не нашли глаза «того, кто смотрит». «Тот, кто смотрит» пнул ногой «того, кто говорит» и внутри раздалось: «Ты – прима».

Я вышла на сцену и танцевала, как никогда, забыв о точности, дыхании, музыке, это все стало ненужным, я превратилась в сам танец. Он закончился, и ко мне потянулись руки, голоса, сердца и души, они все хотели прикоснуться, стать частью этого, и я вылетела к ним навстречу, обняла их и растворилась в их безграничной радости, любви и восхищении. Потом я очнулась лежа на сцене, надо мной склонились девчонки, Ираида бежала из-за кулис.

– Хорошо, что после занавеса, – лепетала она и пыталась сама утащить со сцены.

Девочки подхватили меня и донесли до гримерки. Потом Ираида сказала всем уйти.

– Побудь одна, ни о чем не беспокойся, цветы и подарки доставят в твою квартиру, позже мой водитель отвезет тебя.

Я села на стул и никак не могла собрать себя в одну, я еще была там с ними, обнимающими меня душами. На гримерном столике стоял огромный букет кремовых роз. Я вынула карточку и прочла: «Я горжусь тобой! Ираида.» А потом поняла, что букет был принесен в гримерку еще до моего выступления.

Ноты: зеленые побеги, сливки, сливочные белые цветы, детская присыпка, тальк, паркет, деревянная пыль, пластик, мускус, белые розы, канифоль.

Тамара сидела за столом и крайне медленно собирала пистолет. Руки ее пропахли маслом, на щеке красовался темный отпечаток. Она передернула затвор собранного пистолета, нажала на курок, сухой удар нарушил тишину комнаты. Тамара вытерла пистолет от остатков масла и положила на стол. Рядом с налитым, но нетронутым стаканом вермута. Из открытого окна подуло осенью, гнетущей, умирающей. За окном моросил мелкий дождь, пахло мокрой землей и тлеющими листьями. Тамара подошла к стулу, на котором висела кожаная куртка. Она взяла ее и прижала к лицу, вдохнув прокуренную смесь пыли, пота и кожи. Казалось, она сейчас расплачется, но вместо этого Тамара аккуратно повесила куртку обратно на стул, и быстро собрав вещи, покинула квартиру.

Андрея взяли. Взяли открыто и точно. Так могло быть только по наводке кого-то из своих. Самое отвратительное, что случилось это, когда при нем были чертежи и план следующей операции в банке. Он, конечно, скажет, что нашел эти документы, но спецы быстро проследят подчерк и выйдут на остальные ограбления. И значит, он загремит надолго, за все ограбления сразу, даже за те, на которых не был.

Тамара села в припаркованный джип.

– Ты уверена? – не здороваясь, спросил Клык.

– Да.

Идти на дело, подробный план которого сейчас разбирают дознаватели, было полным безумием, но единственным шансом для Андрея.

Клык кивнул и завел машину.

Глубокий вдох, гулкие удары сердца в ушах, несколько минут полной тишины и понеслось – крики, выстрелы, мольбы о пощаде, накрывающий ледяной волной страх и разрывающее сердце пламя азарта.

Клык не подвел. Хотя в нем Тамара как раз ни на секунду не сомневалась. Он дотащил ее до машины и запихнул на заднее сиденье вместе с сумками денег.

Машина ровно шла по шоссе.

– Как ты? – спросил Клык, глядя как Тамара пытается перетянуть рану.

– Никита, ты же сделаешь всё, как я просила? – смотря прямо в глаза, спросила Тамара.

Она редко называла его настоящим именем и эта редкость, говорила о том, что ей действительно важна эта просьба.

Сделаю, – хрипло ответил Клык.

Адвокаты поработали хорошо, и через неделю Клык встречал Андрея у следственного изолятора. Они молча сели в машину и в тишине доехали до квартиры Андрея.

– Сумку забери, – сказал Клык, кивая головой в сторону заднего сиденья, – там твоя доля.

Андрей удивленно посмотрел на Клыка.

– Эта просьба Томы, – отвернувшись, сказал Клык.

Андрей достал сумку.