Дама радостно подпрыгнула, сверкнула маленькими розовыми пятками и исчезла, оставив после себя струящийся в воздухе черный шарф.

Ноты: липовый цвет, сахар, кардамон, пузырьки лимонада, дюшес, груша, пудра, помада, старые выдохшиеся духи, дамская сумочка.

Валера был автомеханик. Золотые растрепанные кудри, блестящие в лучах солнца капли пота на бронзовом от загара теле и постоянное амбре из ацетона, бензина и солярки. Возможно это, а может, и кротость Валеры вызывали в душе Раисы Арнольдовны неистовый трепет. Душа Раисы Арнольдовны была облачена в тело пятидесяти лет от роду, регулярно подвергающееся процедурам ухода класса люкс и в соболиные меха. Все это придавало Раисе Арнольдовны цветущий вид тридцатипятилетней роскошной женщины. Валера и Раиса любили друг друга. Любовь их ежедневно преодолевала ряд преград, но от этого становилась только крепче. Общество Раисы Арнольдовны благосклонно отнеслось к появлению рядом с ней мужчины моложе ее на тридцать лет. Люди же, окружавшие Валеру, восприняли это отрицательно. Сверстники в автомастерской дразнили его альфонсом, более пожилые сослуживцы, просто обходили стороной эту тему, но явно давая понять, что крайне отрицательно относятся к подомным союзам. С друзьями Валере пришлось расстаться. Одно радовало, что мать, безмерно любящая своего сына, приняла его избранницу с радостью и никогда не заводила неприятных разговоров о нормах общества.

– Ты обдумал мое предложение? – спросила Раиса, надевая сережку с огромным прозрачно-желтым цитрином.

– Я все еще хочу попробовать взять кредит, отказ трех банков – не повод отчаиваться, – ответил Валера.

– А почему ты не обратился в мой банк? – повернулась Раиса и лукаво улыбнулась ему.

– Ты помнишь, о чем мы договорились? Если за пол года я не найду кредитование или спонсора, тогда ты станешь инвестором мастерской, и ни днем раньше, – мягко, но твердо ответил Валера.

– Я и передумать могу, – кинула последний козырь Раиса. Ей очень хотелось, чтобы уже выбранное ими здание и оформленная мастерская начали свою работу.

– Не передумаешь, – улыбнулся Валера и поцеловал ее.

Дверь захлопнулась, и Раиса с блаженством вдохнула аромат своих губ, запах помады хранил след бензина.

Раиса брызнула в воздух облачко легкого медово цветочного аромата, зашла в него и, схватив сумочку, отправилась в будущий салон-мастерскую для ретро машин. Это была их общая страсть, благодаря которой они и познакомились. Раиса любила дорогие современные штучные творения, выполненные в старом стиле. Валера обожал воскресить реальный старый автомобиль, довести его до блеска бриллианта, каковым он и был в его глазах.

Раиса припарковала Holden Efijy у входа в их будущее детище и направилась смотреть новые кожаные диваны для посетителей, которые должны были доставить сегодня. Она светилась счастьем, оборудуя их новый салон, который, судя по потраченным средствам на внешний облик, еще долго не будет приносить никакой прибыли, хорошо, что Валера никогда не интересовался стоимостью дизайнерских кожаных диванов, изготовленных по индивидуальному заказу и всецело доверял своей половине. Раиса погладила дорогую кожу, удовлетворенно кивнула и подписала документы заказа. Потом достала папки с портфолио лучших дизайнеров и стала искать, кому она закажет вывеску. Это занятие поглотило ее до вечера. Потом приехал Валера.

– Хорошие, – похвалил он, плюхаясь на диван в грязном рабочем комбинезоне.

Раиса заулыбалась, как маленькая школьница, получившая первую пятерку.

– Я хотела обсудить с тобой форму персонала, – начала она.

– Даже не думай, твои любимые бабочки для тех, кто принимает посетителей и все, техники будут носить, что им нравится, – твердо сказал Валера.

– Бабочки и рубашки, – согласилась Раиса.

– Все-таки большую площадь мы приглядели, зачем нам такой огромный выставочный зал, мы-то работать будем максимум с двумя-тремя машинами единовременно, – рассуждал Валера.

– Я не хотела говорить раньше, но думаю, уже можно, – загадочно сказала Раиса и достала из ящика стола фотоальбом.

Она села рядом и открыла первую страницу, там были пожелтевшие снимки старых авто.

– Это моего деда, он оставил мне их в наследство, – листая альбом, говорила Раиса.

Валера завороженно вглядывался в фото.

– Осталось привезти из Таллина, когда мы закончим оформлять салон.

– У меня нет слов.

– Мы сделаем маленький храм машин.

Она достала початую бутылку вермута, налила два маленьких стаканчика и, вернувшись на диван, обняла Валеру. За панорамным окном опустилась ночь. Они сидели в запахе вермута и машинного масла, счастливые, любимые и полные надежд. Они прожили вместе еще сорок лет. Как ни странно, первым ушел он. У них не было детей, но их необычный союз наполнял мир вокруг красотой, любовью и радостью такой необычайной силы и чистоты, что обычным людям, даже не грезилось в мечтах.

Ноты: ацетон, бензин, солярка, мед, желтые цветы, помада, кожа, старая фотобумага, вермут, машинное масло, смола, амбра, сухая трава, древесина, дорожная пыль, лаванда, полевые цветы, пачули.

Валерианка, разлившаяся в сумке, вперемешку с корвалолом давали о себе знать, и за Марьей Ивановной шла довольно внушительная процессия котов. Они пели неслаженным хором, шипели и боролись за место быть ближе к сумке, пока Марья Ивановна не спряталась от них за подъездной дверью. Переведя дух, она взобралась на второй этаж старенькой хрущевки и постучала в дверь, обитую красным потрескавшимся дерматином. Послышалось шарканье, потом глазок потемнел, и после щелчков трех замков дверь распахнулась, явив подругу Марьи Ивановны – Зинаиду. Отчество Зинаиды не знал никто. Зинаида считала себя молодой, несмотря на пересеченный семидесятилетний рубеж, и никому не позволяла даже в мыслях называть ее по отчеству. В квартире Зинаиды пахло вечной сыростью, чем-то слегка прокисшим и дустом. Сырость была неизвестной природы, а крупно натертый дуст в углах был орудием против блох, поднимающихся в квартиру Зинаиды из подвала.

– Духи новые? – спросила Зинаида, принюхиваясь к подруге.

– Капли разлились, – ответила Марья Ивановна.

– А пахнет так, так… – Зинаида не смогла подобрать эпитеты и, бросив фразу на полуслове, пошла в зал.

В центре комнаты стоял стол, накрытый белой скатертью. На столе возвышался огромный медный самовар. Зинаида налила две чашки кипятка, поворачивая узорчатый краник самовара, и закинув пять кусков сахара в чашку, уселась на диван.