изучая всякие предметы декора: картины, статуэтки, светильники, хоккейные кубки…

Я не хочу, чтобы Власов имел хоть какое-то представление о моем местонахождении, для этого мне нужна полная тишина, поэтому топаю к двери в конце коридора. Она приоткрыта, и оттуда льется мягкий теплый свет.

Толкаю дверь пальцами и заглядываю в проем, где замечаю массивный рабочий стол, стеллаж с книгами… Голую мужскую спину и обмотанные белым полотенцем узкие спортивные бедра…

В висящем на стене зеркале сталкиваюсь взглядом с насыщенно-карими глазами Зотова, который резко оборачивается через плечо…

Глава 9

В первую секунду мой мозг настойчиво требует уйти. Развернуться и бежать. Во вторую тоже. Но одеревеневшие ноги приросли к полу, а глаза прилипли к глазам Марка, которые смотрят на меня в упор.

— Извини, — пытаюсь справиться с собой и не опускать взгляд ниже гладко выбритого подбородка Зотова.

В данный момент это несложно: Марк так вцепился в мои глаза острым взглядом, что время врезается в стену. Останавливается и замирает, а спустя секунду срывается с места и несется наперегонки с моим взбесившимся сердцем.

Я же знала, что увижу Марка здесь, а если и сомневалась, то только в качестве самоуспокоения, но я не рассчитывала с порога увидеть его в одном чертовом полотенце. Вряд ли под ним у него имеются трусы.

Он не выглядит озадаченным. И уж тем более он не смущен, в отличие от меня. Я смущена, потому что свое потрясение от вида его тела с семилетней «прокачкой» боюсь расплескать по всей комнате.

У него явно особая диета. Слишком много мышц, которые раньше выглядели гораздо скромнее.

Ему больше не девятнадцать, ему двадцать шесть, и он на пике своей формы…

— Привет, — тембр его голоса как музыкальный смычок задевает мои внутренности.

— Привет, — откашливаюсь.

Марк следует глазами от моего лица вниз до полосатых носков, в которые я одета. На мне джинсы и безразмерный свитер, рукава которого могут до кончиков пальцев скрыть ладони. Это не сексуально, зато удобно!

— Я… думала смогу здесь спокойно поговорить по телефону, — демонстративно кручу в руках телефон, глядя на Зотова исподлобья.

Вдруг он решит, что я искала его? Я не искала, надеюсь, он не думает, что искала? Соглашаясь на предложение Капустина, я думала о Марке исключительно как о помехе. Конечно, было бы лучше вообще о нем не думать, но я к этому стремлюсь.

— Проходи и звони, — Марк гостеприимно отводит руку в сторону, приглашая войти в комнату.

— Мне неудобно. Ты здесь, кажется, живешь, — следую глазами по направлению его руки.

Эта комната — рабочий кабинет. Совершенно не то место, где можно было бы жить, но заправленный постельным бельем офисный кожаный диван, сложенная на стуле одежда и расставленные на столе в произвольном порядке мужские гигиенические принадлежности сообщают о том, что все возможно.

Марк живет на даче у Капустина. И он только что вышел из душа. Запахи ментола и арктической мяты уже вовсю забивают мои обонятельные рецепторы.

Маленькая искусственная елка на столе светится на кончиках иголок белым светом, имитируя иней. Может, он сам ее сюда и притащил. У него была невообразимая страсть ко всяким мелочам…

— Я потеснюсь, проходи, — продолжает на меня смотреть.

Его взгляд слишком живой и ясный. От него у меня искрит под кожей.

На диване перед Зотовым лежит большая спортивная сумка, в которой он рылся до моего появления.

— Это личный звонок, — натягиваю на лицо улыбку. — Так что поищу другое место.

Разумеется, я не буду звонить Власову при нем. Это личное!

— Рад, что ты здесь, — говорит Марк, отворачиваясь к сумке.

— Я не надолго.

— Спешишь куда-то? — спрашивает, не оборачиваясь.

— Да, к дочери…

— Как ее зовут?

Ответ застывает у меня в горле, потому что легким движением руки Зотов сдергивает со своих бедер полотенце и бросает его на стол.

Мой позвоночник превращается в наэлектризованный кол, а глаза округляются.

В мои семнадцать он делал так постоянно. Для парней-хоккеистов нет ничего необычного в том, чтобы светить друг перед другом задницей. Задницы товарищей по команде они видят чаще, чем лицо тренера.

Пока Зотов копается в сумке, я жадно разглядываю его крепкие ягодицы, на одной из которых набита татуировка — аббревиатура из трех латинских букв, значение которых я даже не берусь угадывать, но я могу с уверенностью сказать, что раньше этой тату на его заднице не было.

То поднимаюсь вверх, то спускаюсь вниз взглядом по мышцам его спины. И захлебываюсь воспоминаниями, потому что я миллион раз висла на этой спине и в два раза больше касалась ее. Всем. Руками, губами, грудью…

Боже…

Этот невозможно красивый, сексуальный и чужой мужчина — Зотов!

Скольжу глазами вниз по крепким ногам и вижу, что фиксатора, в который еще вчера была закована одна из них, больше нет, но у стены пристроена трость, а значит, его травма — реальная вещь.

Развернувшись и прихрамывая, Марк делает шаг к стулу, на котором лежит стопка мужской одежды. За пару секунд он находит в ней трусы, и мне достаточно этого времени, чтобы увидеть все, что находится у него между ног.

Приоткрыв рот, пялюсь на его пах, забывая моргать.

Он слегка возбужден. Господи, у него немного стоит! Прежний он или новый, но мне достаточно.

— Зотов… — говорю угрожающе. — Ты не в раздевалке.

— Я все тот же, Отелло, — смотрит на меня с иронией. — Ты все видела. С тех пор ничего не поменялось, — ловит мой взгляд, когда вскидываю его вверх.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Это обращение ударяет по моим нервам сильнее, чем его голая задница и полутвердый член. Шагнув назад, цежу:

— Кажется, пары сантиметров не хватает.

Захлопываю за собой дверь с треском.

От притока адреналина краска заливает щеки. Чувствуя себя так, будто меня перевернули вверх тормашками и встряхнули, залетаю в соседнюю дверь, которая оказывается гостевым санузлом с душевой кабиной.

Здесь до сих пор в воздухе висят пар и запах ментола.

Повернув замок, падаю на дверь спиной. Пробую восстановить разыгравшееся учащенное дыхание и ополаскиваю лицо прохладной водой, остужая разгоряченный лоб.

Кажется, у меня поднялась температура. Я буквально чувствую, как жидкий огонь струится по венам.

Выдохнув, смахиваю с телефона блокировку и даю себе минуту, отсчитывая ее вслух, прежде чем нажать на контакт Родиона и сделать дозвон.

Власов не был бы собой, если бы взял трубку с первого раза. Он делает это специально. Чтобы надавить на мои нервы. Поставить на место. Чтобы показать свою власть и вседозволенность.

Все становится неважным, когда слышу в