Он сказал это таким деловым тоном, будто ничего необычного не случилось. Спасибо, что не стал смеяться над ней. Но вот его глаза… В ярком лунном свете Эрин уловила какое-то новое выражение. Неужели это была тревога? А он так может?

– Придётся немного изменить маршрут, – продолжил Рид. – Пойдём ближе к главному тракту. Будет ближе до Нордлина. Или до Велена, если ты наконец передумаешь.

Не может. Ей просто показалось.

– Никогда, – прошептала Эрин, взбираясь на лошадь.

Только сейчас она поняла, что они действительно свернули с дороги. Тропы под ногами не было, лишь ровная невспаханная земля и высокая трава, достававшая до ног даже в седле – и так до самого горизонта. Они меняли маршрут.

А потом Рид пустил лошадь галопом, и Эрин с благодарностью рванула за ним. Дальше от этого места, что бы там ни произошло. Дальше от её слабости и страхов. Ветер засвистел в ушах, и теперь только он имел значение. И страшная картина, стоявшая перед глазами, меркла, терялась в зыбком тумане у копыт.

Но чем тусклее становилась сама картина, тем ярче Эрин ощущала свой провал. Убежать можно от чего угодно, кроме самой себя. А она в очередной раз не справилась – это короткое путешествие давалось ей в разы сложнее, чем представлялось в воображении дома. И только здесь, зависнув между опостылевшим вчера и долгожданным завтра, она поняла, насколько спокойной была жизнь в графском замке. Жизнь, которая ни к чему её не подготовила.

Она никогда не видела мертвецов. Отец не казнил подданных – ему хватило трупов на войне – и не позволял это делать другим. Конечно, Эрин знала, что люди умирают. Что в Авелоре есть грабители, убийцы, разбойники. Болезни, войны. Но это всегда казалось таким далёким, не касающимся её, лично её жизни. Её пути, её мечты, её судьбы – всё представлялось только в радужных красках.

И насколько она видела сейчас – совершенно не соотносилось с реальностью. Она слаба в своём незнании, в своей навязанной защищённости от мира. И это должно измениться.

Смешно, но в этот момент она снова испытала какое‑то подобие благодарности своему спутнику. Он стал ещё одной ступенью на пути к новой Эрин. Той, которая способна проехать по Авелору, попасть в столицу, исполнить мечту. Скрываться от мира в своём коконе больше было нельзя. Дальше это становилось опасно.

Поэтому, когда Рид вновь перешёл на шаг, она нагнала его и поехала рядом. Долго собиралась с силами, он не торопил.

– Кто были эти люди?

– Сборщики податей, – не задумавшись ответил он, будто видел эту картину не единожды. Будто привык. Но разве к такому привыкнешь?

– Почему… – Тут Эрин запнулась и с трудом проглотила подступивший к горлу ком. – Почему у них не было рук?

– Так наказывают воров.

– Но ведь они – слуги короля. Его официальные посланники, покушение на них карается смертью. Почему…

– Потому что не все довольны королём. Потому что налоги отбирают у крестьян последний хлеб. И наступает голод, – на следующей фразе его тон стал совсем грубым. – Аристократы редко смотрят себе под ноги.

– Неправда! Мой отец…

– Твой отец – хороший правитель. Чего не скажешь о многих других, – отрезал Рид.

Оспорить было нечем – Эрин впервые слышала про голод и недовольства. И только одна мысль не давала ей покоя:

– А маги? Разве они не могут помочь?

– Маги? – Рид горько усмехнулся. – Пойти наперекор воле короля и аристократии? Давай, графиня, расскажи мне свои сказки про добрых и всемогущих магов. Чем тебя кормили в замке?

На самом деле тема магии была негласным табу в поместье Дорс Велен. У них был один штатный маг, вечно молчавший седой старик – он отвечал за освещение и водопровод. Ещё его звали, когда случались мелкие неурядицы вроде затопленного дождём подвала. В остальное время он подрабатывал где-то в городе или запирался в своих комнатах в крыле прислуги. И Эрин категорически воспрещалось с ним говорить.

Не дождавшись ответа, Рид угрюмо продолжил:

– У магов прав не больше, чем у твоих крестьян. Последние три сотни лет мы слуги, и не более. Договор сковал наши руки и силы на радость королям и жрецам.

Эрин, конечно, слышала про Договор, но подробностей не знала. Слышала на уроках истории, которые давали им в детстве, о великой войне магов и людей, чуть не погубившей и тех, и других. О тяжёлом перемирии и Договоре, заключённом с неведомыми «хранителями договоров», который отныне запрещал магам участвовать в любых войнах под страхом мгновенного развоплощения. Во имя сохранения жизни маги добровольно согласились на ограничения. Но как далеко они распространялись – детям не говорили.

– Разве Ковен не имеет права голоса? Не может повлиять на политику короны?

– Голоса всех пятерых архимагистров Ковена значат не больше, чем твоего отца или прочих министров. Голос можно слушать, а можно игнорировать, когда ты единственный правитель.

– Ты бы хотел, чтобы Договор отменили? – тихо спросила Эрин, вглядываясь в лицо спутника.

– Нет, – уже спокойнее ответил он. – Без него было ещё хуже. Власть человека, пусть слепого и самовлюблённого, не так страшна, как власть ничем не ограниченной магии, способной выжечь с лица мира целое государство.

– Это тупик?

Рид усмехнулся.

– Это взрослая жизнь, маленькая графиня. Она несправедлива и тяжела. Но это не тупик, это дно, от которого люди однажды оттолкнутся, – сказал он, а потом неожиданно добавил: – Мой брат пытался это изменить…

Рид долго молчал, и Эрин решилась спросить:

– И где он сейчас?

– Умер, – сухо ответил наёмник. И снова отправил лошадь в галоп.

Она ещё долго не решалась его нагнать. Давно перевалило за полночь, когда они вновь поравнялись. По бесстрастному лицу спутника было невозможно понять – он злится, расстроен или вновь потерял к разговору всякий интерес. Но ей было о чём подумать.

Пусть маги бесправны, пусть король слеп и глух, пусть мир несправедлив… Но пока простые люди гибнут, пока зловонные трупы висят вдоль дороги, кто-то должен продолжать свой путь. Менять мир? Если это возможно, тогда Эрин не свернёт с выбранной дороги.

Если раньше детская мечта была просто красивой сказкой, вершиной её лестницы, которую хотелось достичь, чтобы доказать что-то в первую очередь самой себе или старым проклятьям, то теперь она обрела совсем иной смысл. Добиться чего-то для себя не так важно, как получить шанс переломить в лучшую сторону жизни других людей. Тех, кто сейчас страдал от безысходности, тех, кто ждал хоть лучика света, утопая во мраке.

Вот кем она