– С миссионерами? – Джулиан лихорадочно пытался вспомнить, что ему известно об Африке и зачем туда люди едут. – Учить детей?

– Да.

– Вы так добродетельны?

Надо же, теперь флиртует он.

Улыбка, которой Феба его одарила, была бесконечно далека от праведности. Лицо девушки стало насмешливым, озорным, искушающим – ну чистый бесенок!

Она не произнесла ни слова. Все сказала улыбка. И, к немалому удивлению, Джулиан почувствовал отклик в некоторых частях своего тела.

– Или у вас тяга к перевоспитанию? – спросил он, немного понизив голос.

Феба уклонилась от ответа.

«Теряете сдержанность, госпожа учительница?»

– Я просто хочу посмотреть мир.

– Некоторые люди начинают с Италии. Или с Брайтона.

– А я решила, что начну издалека и буду постепенно двигаться обратно.

Джулиан рассмеялся. Ситуация нравилась ему все больше.

– Что касается работы, это было всего лишь мое предположение. Ведь нельзя исключить, что вы едете вместе с мужем, у которого там дела, или вас привлекает тамошний климат. Насколько мне известно, жить там – все равно, что в пекле. И женщина не должна…

Он понял, что собирается сказать, и замолчал.

– Работать? Все в порядке, я никому не скажу, что вы много раз употребляли в разговоре со мной это ужасное слово на букву «р».

– …если у нее есть муж, брат или отец, которые о ней заботятся.

– Совершенно верно, – ответила Феба.

Значит, никого из перечисленных выше мужчин в ее жизни нет. А кто есть? Она достаточно молода – или достаточно взрослая – чтобы иметь любого из них. Руки и ноги на месте, никакого видимого уродства нет, значит, она определенно могла выйти замуж, если бы захотела. Может быть, вдова? Не похоже.

– Дело в том, что… – Она глубоко вздохнула. – Скажите честно, лорд Драйден, вам не надоедает постоянно делать одно и то же: все те же удовольствия, те же занятия. Вы не чувствуете себя… заключенным в клетку?

– Что заставляет вас думать, что мои удовольствия и дела бывают однообразны достаточно часто, чтобы наскучить?

– Я читаю лондонские газеты.

Ах вот как!

– Мне не свойственна невоздержанность, и я весьма привередлив в выборе удовольствий.

– Вы не ответили.

Джулиан задумался.

– У меня довольно много обязанностей.

– Занимаетесь поместьями? – чуть насмешливо спросила она.

Что ж, это правда. У него столько же поместий, сколько титулов. На самом деле, даже больше. И бесконечное количество обязанностей. Зато его умению перекладывать свои обязанности на других нет равных. Джулиан, как никто другой, умел нанимать на службу только лучших. В этом инстинкт его ни разу не подвел.

Значит ли это, что он может нанять кого-то для управления собственной семьей?

– Да, конечно, существуют постоянные обязанности. В светской хронике не пишут, к примеру, о том, что я устроил новую осушительную систему в своих поместьях в Херефорде.

– Да? – Ее голос звучал удивленно. – Осушительную систему?

– Или что я приобрел великолепных овец и теперь получаю отличный доход от продажи шерсти.

– Английская шерсть ценится во всем мире.

– А еще я служил в армии.

– Очень впечатляет. Насколько я поняла, война – это скука с примесью страха и насилия.

Значит, она знала каких-то солдат. Интересно, насколько близко. Он вспомнил солдат, служивших под его командованием, и без труда мог представить, как она могла их очаровать. Они встречали на континенте милых энергичных женщин, и те делали для них войну более терпимой. И женщины вовсе не обязательно были красивыми.

– И не только. Если мужчина долго служит в армии, он еще узнает множество ругательств и подхватывает самые разные болезни. Не говоря уже о том, что приобретает интересные шрамы.

– У вас есть такие болезни? – Джулиан не мог считать себя польщенным. В ее голосе звучало, скорее, любопытство, чем озабоченность.

– Нет, по крайней мере, тех, что могли бы убить меня или вас во время этой беседы.

На ее лице снова медленно появилась улыбка. Джулиану нравилась эта неспешность. Так улыбка длилась дольше и освещала ее лицо постепенно. Это все равно что наблюдать за восходом солнца. Или за началом… чего-то хорошего.

Драйден был непозволительно близок к тому, чтобы почувствовать себя… счастливым, более подходящего слова он подобрать не мог. Но счастье было каким-то странным, поскольку его нервы оставались натянутыми, словно струны. Уже давно его не удивляла беседа с кем бы то ни было, не говоря уже о беседе с женщиной. Он совершенно не мог предугадать, что Феба скажет в следующий момент, и это отличало ее от всех без исключения его знакомых.

Правда, он вряд ли когда-либо прежде разговаривал со школьной учительницей.

«В клетке».

Теперь, когда она произнесла это слово, он почувствовал окружающие его невидимые стены. Или решетки.

– И еще мужчина в армии может приобрести друзей на всю жизнь, – продолжил Джулиан. – Там сразу видишь, кто готов умереть за тебя.

– И вы это знаете?

– Да. А вы?

Странно, но в ее глазах мелькнула тень. Мелькнула и исчезла. В ходе этой короткой беседы Джулиан заметил, что у нее необыкновенно выразительные глаза.

– Друзья важны, – сказала Феба.

Джулиан приподнял брови, давая понять, что спрашивал не об этом.

Девушка смотрела на него прямо и спокойно, и тоже слегка приподняла бровь. Наверное, ей пришлось очень долго работать над собой, чтобы научиться скрывать свои мысли. В ее глазах всегда светится ум и насмешливость. Эта школьная учительница – сложный, ранимый человек, который прячется под маской самообладания.

Интересная девица.

– Вам часто бывает скучно, мисс…? – Проклятье, Джулиан был хорошо воспитан и откровенно устыдился того, что забыл ее имя.

– Вейл, – тихо напомнила она. Необиженно. Насмешливо.

С этим ничего нельзя было поделать. Девушка его заинтересовала. Он не мог себе представить, что какая-то из его знакомых дам может заскучать настолько, что отправится в Африку. Все они казались такими занятыми, погруженными в дела, которые забавляли его, но когда обсуждались в его присутствии, вселяли панику и желание бежать, чего он не испытывал даже под дулом пистолета. Дела дам аристократок – вышивание, наряды и тому подобное.

А эта женщина работает. Тогда почему ей скучно?

– Я благодарна за мою работу в академии. Общаться с девочками – удовольствие, а мисс Эндикотт – добрая и справедливая начальница. Вероятно, слишком живое воображение следует считать проклятьем.