ноге. Достал уже. На ребре ушиб. Остальное — до свадьбы... Шона — ранен. Газ — разбит. Танк еле дышит... Нужен полноценный ремонт фрикциона. Так, подкрутили маленько. Доедет! Барахло вот... Все, что удалось нам спасти, мы сюда перегрузили. — он указал ладонью на кузов, в котором мы ехали. — Еще Петр мертв.

М-да... Я огляделся: В Урале мы теперь. Бомба на месте. А — это радовало! Ящики сложены. Собственно, я на одном из них и сидел. Еще бочек с десяток. Некоторые помятые. Две — тряпками позаткнуты в разных местах. Солярой от них несет... Еще тело Петра, в одеяло завернутое лежит.

— Что с Шоной? — я поправил край одеяла, чтобы на лицо нашего друга не падал снег.

— Бедро. Гадина порезала. Не особо сильно, но сам ходить уже не сможет. Пока не заживет. Зашил его. Он в «бэтэре»... — так дядька назвал наш БТР. — И еще. — продолжил он: — Мы... Вот — Петю забрали... Чтобы твари не тронули! Потом его похороним. Хорошо похороним. Попрощаемся. — Вий вздохнул.

Понял я о чем он... Правильно они сделали! Нельзя Петра вот так, на развалинах бросать, да на поругание гадости этой. Кивнул только Вию.

— Ночь уже? — я еще раз поглядел на небо. Черное все. Облака кучами по небу ползут. Так они — еще чернее кажутся. Поежился. Мрачно! Пробирает даже.

— Танк чинили, да гадин достреливали пока делались. Еще оружие дозаряжали. Махал-Махалыч — бомбу переделывал.

— А чо с ней?! — глянул я на бомбу. — Вроде целая. — не видно мне в темноте.

— Взрыватель дистанционный разломался. Удар сильный был. Нет теперь такой возможности...

Присмотрелся, и точно! Нет той коробочки, что Махал-Махалыч на самой базе к взрывателю приладил. Устройства того! Признаюсь, я чуть не подавился от таких новостей. Это как-же получается ее взрывать-то? Самоубийство совершать — мне чего-то, не особо охота...

— А как тогда? — спрашиваю. — Как рвать-то ее?!

Вий потер перевязку на предплечье. Видать тоже ранен был. — Теперь, только провода тянуть. Чтобы батарею подключить! Тогда она сразу рванет. Не будет времени для отсчета.

— А провода имеются? — чую, а у меня внутри похолодело все. Даже холоднее стало, чем на улице!

— Достаточно! — дядька улыбнулся. — Мы магазин хозяйственный нашли. Там люстры и лампы всякие продавали. Побито сильно все. Но провода там были! Целые. Оттуда и забрали. Так, что не дрейфь — Терентий. Есть чем нам ее на расстоянии подорвать! — Вий еще раз улыбнулся и поплотнее закутался в одеяло. Одно из тех, что мы с базы забрали.

Признаюсь, и я сам закутался. Благо одеял тех, сверток рядом лежал. Много мы их нагребли. Вот и пригодились! Холодно. Очень холодно! А откуда такое? Ведь середина лета-же! Вспомнилось мне, то-самое утро в подвале гостиницы. Точнее ночь! Когда мы с волчком тряслись и буквально стучали зубами от холода. И ведь это было не так уж и давно! Едва ли две недели прошло. Тогда — тоже снег срывался вроде! Не помню, чтобы точно конечно... Но казалось, что так. А я вот думаю, не связано ли это как-то с медузой?!

У Вия спросил. Поделился своими соображениями. А он, только пальцем ткнул. Выше моей головы. Вперед. Туда, куда мы ехали.

Глянул я туда! Как раз туча ушла, и Луна выглянула. Осветила немного небо. Да и то, что внизу лучше видно стало. Ох... Мы прямо к зданию Горкома прем. Туда проспект ведет! Аккурат у здания этого заканчивается он. Там еще площадь «Труда» — как и сам проспект названа. Совсем чуть-чуть нам доехать осталося. Висит гадина над зданием! Медуза поганая! Видно ее сейчас. Хорошо видно! Огромная, серая. Бахрома под ней красная. Еще щупальца вниз свесила, окружила ими пирамидку-ту, — «Горком Партии». Словно корни они свисают, от дерева жуткого! А на щупальцах тех — яйца висят. Нанизаны, словно виноград. Большие яйца стали, пульсируют, сокращаются. Будто шевелится там внутри кто-то. Да знамо кто! Гадинки, детки ее вызревают! Медузки мелкие, поганые. Видать скоро уже повылупятся! Шебуршат там, колотятся. На волю им видать не терпится! Жрать жизни человеческие.

Только не сама медуза удивила меня. Видал я уже такое! Насмотрелся до тошноты... С боков медузы — жабры сейчас раскрылися. Здоровенные такие. Будто слон уши расставил! Из жабер тех — дыхание ее идет. Глубоко она дышит, раздувает жабры свои. А оттуда — воздух выходит, да не простой, а с дымкой белой такой. Даже чуть голубинка в нем проскакивает. И от дыхания того — все морозом обдает! Холодом лютым. Иней вокруг, изморозь. Во как! Выходит, она этот холод в городе напустила! И тогда, когда с волком ночевали тут, и сейчас она заморозить все собралася! Раскрыл я рот, да смотрю на дело такое.

— Видал?! — Вий рядом стал. Тоже на морозильник этот глядит.

— Угу. — только и кивнул я. — А как она это делает? И нахера?!

— Хрен ее знает. — Вий только макушку почесал. Затем подумал еще, да добавил: — А если бы и знали, — легче бы нам от этого было?

— Та нихрена. С чего бы...

— Отож! — дядька снова сел в кузов. Покопался он там еще, за бомбой. Да не видно мне чего там он копается. Вытянул Вий пулемет мой, да кувалду. — На! — говорит. — Твое хозяйство! — и короб еще один запасной к пулемету вытянул. Полный патронами, заряженный! Пистолет, тоже на месте и даже карабин! Все отдал мне дядька. Похватал я это все в руки. Все целое! Все исправное! Тряпочкой, видать протертое. Чистое, да блестит! Даже ружье, то что он мне