сопровождении лорд-мэра, олдерменов и членов городских гильдий. Принц был в полном восторге от предстоящего участия в процессии и дальнейших церемониях. Он упивался тем, что стал центром внимания.

Когда кавалькада наконец прибыла ко дворцу, Гарри по-прежнему гордо сидел на своем жеребце. Розовощекий мальчик с блестящими глазами, он выглядел таким милым и благородным, в длинной мантии и шапке с пером. Генрих снял сына с седла и поцеловал.

– Я был хорошим все время! – пролепетал Гарри, а родители взяли его за руки и повели внутрь Вестминстер-Холла, где их встречали собравшиеся там придворные.

Спустя три дня Гарри поручили прислуживать королю за обедом. Он стоял абсолютно неподвижно с перекинутым через руку полотенцем, как один из новых йоменов отцовской стражи. Елизавету поразило спокойствие сына, он держался так, словно был рожден для величия. И вновь она обругала себя за сожаление, что не он ее первенец. Но Гарри гораздо больше подходит для роли короля, чем Артур.

По окончании обеда Генрих осенил сына крестом, Елизавета тоже дала ему благословение. Завтра вместе еще с двадцатью двумя кандидатами он будет возведен в рыцари ордена Бани.

– Вы сейчас отправитесь совершать церемониальное омовение, а затем будете бодрствовать всю ночь в церкви Святого Стефана, – сказал король. – Как вы думаете, Гарри, вам удастся не заснуть?

Едва ли трехлетний ребенок мог осознанно ответить на такой вопрос. Но принц решительно кивнул:

– Да, отец. Я хотел бы не спать каждую ночь! – (Елизавета вспомнила слова леди Дарси, что им всегда трудно уложить Гарри спать.) – Скорее бы мне уже надеть мои новые доспехи! – (Их специально изготовили для посвящения принца.)

Ночь прошла спокойно, а утром Гарри возвели в рыцари ордена Бани. Церемония присвоения дворянского достоинства состоялась на следующий день, когда его в присутствии всего двора, обеих палат парламента, лорд-мэра и олдерменов Лондона официально сделали герцогом Йоркским. После этого Генрих и Елизавета, в коронах и горностаевых мантиях, вместе с Гарри, гордо красовавшимся в своих доспехах, под приветственные крики толпы зрителей прошествовали в Вестминстерское аббатство на мессу.

Торжества продолжались две недели. Три дня были посвящены турнирам, во время которых Гарри прыгал от восторга на королевской трибуне. Елизавете потребовалось немало терпения, чтобы удержать сына на златотканом сиденье. Пятилетняя Маргарет тоже находилась там, очень взволнованная своей ролью – вручать призы.

Глядя на две рыжие головки брата и сестры, дружно махавших зрителям, Генрих тихо сказал Елизавете:

– Я правильно поступил, сделав Гарри герцогом. Раньше я подумывал о церковной карьере для него с перспективой стать архиепископом Кентерберийским. Славный путь продвижения для младшего сына, и это можно было бы сделать за счет самой Церкви, но…

– Нет! – перебила его Елизавета. – Церковником Гарри не бывать. У него не тот темперамент.

– Полностью с вами согласен. Думаю, его будущее в миру. Нужно подыскать ему в невесты какую-нибудь знатную наследницу.

Пока Генрих рассуждал о будущем сына, внимание Елизаветы привлек громкий крик зрителей. Одного рыцаря сбили с коня, и победитель, сняв шлем, ехал к королевской трибуне за своей наградой. Генрих буркнул:

– Это сэр Джеймс Тирелл, cariad. Он хорошо служил мне последние девять лет.

Елизавета заставила себя улыбнуться толстому рыцарю, поклонившемуся с седла, и подумала: удалось ли ей сохранить благожелательный вид и не выдать своих истинных чувств к человеку, убившему ее братьев?

Рождество они прекрасно провели в Гринвиче. Генрих уделял много внимания приехавшему из Ладлоу Артуру. Принцу исполнилось восемь, и он уже умел держаться как будущий король. Отец безмерно гордился им, и люди его любили. Елизавета тоже прониклась этим чувством, но все же недостаточно, она любила его не так, как Гарри, который сразу заартачился, поняв, что все похвалы и знаки внимания, которые он считал по праву своими, теперь адресованы Артуру. Как же утомительно было заверять его в том, что и он тоже важен.

После Двенадцатой ночи Артур уехал, и двор переместился в Тауэр. В прошлом месяце Генриха известили об обнаружении изменника, сэра Роберта Клиффорда, который уехал из Англии в Бургундию два года назад и посвятил себя поддержке Перкина Уорбека. К удивлению многих, Генрих даровал Клиффорду прощение и предложил вернуться в Англию. И вот теперь бывшего изменника вызвали в Тауэр.

– Я намерен лично допросить его, – сказал Генрих Елизавете за ужином в королевских покоях. – Ему известно, кто еще поддерживает Уорбека. Открою вам секрет: Клиффорд работал на меня, изображая из себя предателя.

– Неужели! Я удивлена, – наконец сумела вымолвить Елизавета, – и тому, что вы не сказали мне правды о нем, тоже.

Генрих посмотрел на нее мрачно:

– Простите, но такие вещи иногда приходится держать в тайне. Я бы доверил вам свою жизнь, но не стану взваливать на вас такую ношу, как необходимость хранить в секрете важную информацию.

У Елизаветы отлегло от сердца.

– Благодарю вас. Но я предпочла бы знать. Если ему удалось выведать что-то о моих братьях…

– Тогда я сказал бы вам. Увы, кажется вполне определенным, что Йорк мертв. Будь он жив, его наверняка уже давно предъявили бы, учитывая всю эту возню вокруг самозванца.

Елизавете это казалось сомнительным. Чего мог Йорк ожидать от Генриха?

– Мы точно знаем, кто такой Уорбек? – спросила она, пристально глядя на мужа.

– Конечно, – твердо ответил он.

После допроса Клиффорда Генрих с посеревшим лицом сразу пришел к Елизавете.

– Что случилось? – спросила она, беря его за руки.

– Измена! – прорычал король. – Сэр Уильям Стэнли… Вы можете в это поверить? Он предал меня и переметнулся к этому мошеннику. Брат моего дорогого крестного отца! Он, который пришел мне на выручку при Босворте и помог получить корону. Ведь он мой камергер, ради всего святого! Есть и другие – люди, которые пользовались моим доверием. Они сменили окраску. – Король тяжело опустился в кресло и закрыл лицо руками. – Стэнли сказал Клиффорду, что не будет сражаться против Уорбека, если тот действительно сын короля Эдуарда.

Елизавету затрясло.

– Но с чего ему бросать вас?

Генрих поднял лицо и посмотрел на нее:

– Клиффорд был откровенен со мной. Стэнли не нравится мое правление, новые налоги и то, как я обращаюсь с вами.

– Со мной? Но вы всегда относились ко мне хорошо. Лучшего я и желать не могу.

– Стэнли считает, что мы должны править совместно, как Фердинанд и Изабелла.

Генрих отвел взгляд. Этой темы они всегда избегали в своих разговорах. Елизавета ничего не сказала, а просто сидела и смотрела в огонь.

– Сперва я не мог поверить словам Клиффорда, – продолжил Генрих, нарушая молчание. – Я доверял Стэнли. Он обогатился у меня