Литчфилд сбежал, спасая только себя.

Было уже слишком поздно что-либо делать здесь.

А объяснения потратят драгоценное время.

«Где находится церковь Святого Иоанна?» спросила она.

Один из агентов сказал ей.

Она выбежала из двери, в которую вошла, и крикнула: «Скажите северным воротам, что меня нужно выпустить».

* * *

Малоуну пришлось закончить так быстро.

Он не видел алюминиевого корпуса, а разрушенная кирпичная стена могла означать только одно: бомба была на месте, спусковой крючок нагрелся.

Зорин вырвался и вскочил.

Он тоже это сделал, но был встречен кулаком, который повернул ему голову и сотряс челюсть. Еще один удар в солнечное сплетение заставил его сломаться. Но он стряхнул удар и ткнулся Зорину в нос, услышав стон, затем последовал за ним своим правым кулаком.

Зорин отшатнулся, но быстро восстановил контроль, сделал выпад, его толчки были быстрыми, как у кобры. На бетонном блоке сидела длинная толстая стальная цепь, которую Зорин быстро схватил и протолкнул. Он пригнулся, металл просвистел так близко, что он почувствовал его след. Осколки кирпича отслаивались от стены в том месте, где ударялась цепь, и рассыпался дождь пыли. Зорин снова развернул цепь по дикой дуге, от которой он увернулся, отскочив назад.

Этот человек умел драться.

Но он тоже.

Он ставил ноги и бил, нанося удар за ударом. Зорин попытался собраться с силами, чтобы снова повернуть цепь, но удар ладонью вверх в челюсть ошеломил здоровяка, затем два удара по почкам заставили Зорина потерять хватку, и цепь упала.

Костяшки пальцев Малоуна ударили по лицу, и он разорвал рану над глазом. Из носа Зорина продолжала литься кровь. Он почувствовал, что его противник слабеет, поэтому сосредоточился на средней части тела и ударил кулаком по животу, сбив Зорина с ног на пол.

Он спрыгнул, обхватил правой рукой горло и крепко сжал левую руку удушающим приемом. Пот струился у него со лба. Он сморгнул влажность и увеличил давление. Зорин пытался вырваться, но держался.

Он сжал сильнее.

Дыхание стало прерывистым, затем грубым.

Хватка рук Зорина, захваченных его руками, пытающихся вырваться из захвата, медленно ослабевала. Кровь стучала в ушах, как будто он слышал сердцебиение Зорина, а не свое. Он никогда не убивал человека голыми руками, но безотлагательность толкала его вперед. Зорина пришлось устранить. Без вопросов, без сожалений, без промедления. Он мысленно отсчитывал время и знал, что у него осталось всего несколько минут.

Мышцы Зорина напряглись, тело трепетало бахромой за железные тиски. Он услышал рвотные позывы, затем ноги зашуршали в танце виселицы. Голова откинулась набок, потом все обмякло.

Он отпустил захват и выполз из тела на четвереньках, хватая ртом воздух. Барабаны заглушали его уши, пурпурные занавески закрывали обзор. Зорин лежал неподвижно, с разинутым ртом, из носа все еще текла кровь, лицо было покрыто ямами и тенями.

Он проверил пульс.

Никто.

Потом он понял.

Зорин устроил демонстрацию протеста, изо всех сил старался, но только ради формы. Как и Келли, этот офицер КГБ заказал билет в один конец. Он планировал умереть здесь, во время взрыва, так что лишив его жизни, удалось добиться только одного. Больше времени, чтобы бомба взорвалась.

Он проклинал свою глупость.

Прошли опасные секунды.

Он стряхнул паутину и вскочил на ноги, устремившись к утробе в стене подвала. Резкая боль болела в ребрах, более тупая версия отдалялась в спину. Он нашел фонарик, который выбросил Зорин, и спустился в туннель.

«Поторопись, — сказал он себе.

Он вошел в темноту.

ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ

Стефани могла видеть впереди центральный округ Колумбия. Вертолет летел с запада, мимо Пентагона над мемориалом Линкольна. Многие тысячи людей заполнили Национальную аллею, все в пределах досягаемости взрыва. Невозможно отвести их в безопасное место. Ей оставалось только надеяться, что Литчфилд очистил Белый дом от Фокса и его вице-президента. Зная Дэнни, он никуда не уехал.

«У нас есть разрешение?» — спросила она пилота через гарнитуру.

«Да, мэм. Прямо к Северной лужайке.

«Сделай это быстро.»

Она увидела Белый дом.

* * *

Кассиопея выскочила из северных ворот на многолюдную Пенсильванию-авеню, где из людей, ожидающих полудня, доносился лабиринт тысяч неразличимых голосов. Но поверх всего этого она услышала звук вертолета, рассекающего воздух. Обернувшись, она увидела, как военная версия пролетела над Белым домом и быстро снизилась, взметая снег перед посадкой. Задняя дверь распахнулась, и она увидела, как Стефани выскочила, неся что-то, похожее на книгу. Она помчалась обратно к воротам, которые снова открыл охранник, окликнув и привлекая внимание Стефани.

«Литчфилд никому не сказал и покинул помещение», — сказала она, когда они подошли ближе.

Лицо Стефани шокировало. «Они все еще там?»

Она кивнула. «Коттон преследует Зорина в церкви. Я иду туда сейчас».

«Я сделаю все, что смогу внутри».

Они помчались в противоположных направлениях.

* * *

Малоун продолжал идти вперед, слабый луч фонарика едва ли ему указывал. Туннель хоть и был узким, но оставался относительно свободным. Что ему не нравилось, так это то, что ему пришлось бы уйти в землю на несколько сотен ярдов — далеко — ни впереди, ни позади, кроме кромешной тьмы. Если бы он выключил свет, он даже не смог бы увидеть, как палец касается его носа.

Его часы показывали 11:50.

Зорин, вероятно, активировал спусковой крючок где-то пять-десять минут назад, наверняка планируя сделать взрыв как можно ближе к полудню. Он попытался сосредоточиться на этой срочности, борясь с нарастающей паникой, которая быстро овладела его разумом и телом. У него никогда не было проблем с лифтом, вращающейся дверью или крохотной ванной. Даже в кабине истребителя, втиснутого в тесное пространство, не видящего земли. Сразу за навесом всегда было открытое небо, и сила ускорения от форсажных камер никогда не вызывала чувства попадания в ловушку.

Наоборот, на самом деле.

Там он почувствовал свободу.

Он много читал о клаустрофобии. Как адреналин, пронизывающий тело, запускает либо бег, либо импульс сопротивления. Но там, где ни один из действий не был возможен, возникала только паника.

Как сейчас.

Он остановился и поглотил несколько секунд бездыханной тишины. Темнота казалась еще более глубокой, воздух был холодным и безрадостным.

Впервые он вспомнил об этом чувстве подростком. Он и еще один друг спрятались в багажнике машины, пробираясь в кино про автомобилистов. Он испугался, выбросил заднее сиденье и убежал. Годы случайных повторений заставили его понять, что это не был страх перед узкими местами. Нет. Больше страх ограничений. Застрять. Ему никогда не нравилось сиденье у окна на коммерческом рейсе. И