талантливый игрок в шахматы, однако его противником является все человечество, которому он стремится поставить мат» («Рассуждения о главных событиях Французской революции», ч. 3, гл. 26, 1818).

Милюков был не таким. Но 1 ноября 1916 г. он все-таки попытался поставить мат – не всему человечеству, конечно, а «королю» (в русской терминологии – царю).

П. Н. Милюков во время выступления в Государственной Думе. 1915 г.

Государственная дума IV созыва начала свою работу еще в мирное время – в 1912 г. В ее состав были избраны 59 кадетов. Первую скрипку среди них непременно старался играть осторожный, упрямый Милюков. Он привык методично просчитывать свои ходы на шаг, на два шага вперед, но в этой сосредоточенности часто не замечал, что, пока он готовится действовать, другие, «деревянные» фигурки в его политических шахматах сами собой оживают, меняют расстановку сил, и милюковские, всегда тщательно обдуманные ходы оказываются поступками, совершенными наобум, с неведомыми последствиями.

Однако даже к неожиданностям он привык за долгие годы сидения в Думе, где вел политическую жизнь, начиная с 1907 г., и был даже вождем своих ближайших товарищей. Его политическая звезда светила неярко, но ровно. Он занимался государственной деятельностью в стране, где, как он признался, выступая с лекцией в Христиании (ныне – Осло), было всего «восемь культурных поколений». Свет разума в России лишь разгорался, но этому мешало то, что страна была пока не демократической.

Впрочем, летом 1914 г., когда начались великие потрясения и Европу охватила Великая война, даже холодный Милюков ненадолго зажегся. В статьях, которых от него требовали газеты, он, как писал впоследствии в «Воспоминаниях», «шел навстречу потребности, группируя данные, мало известные русскому читателю, и делая из них выводы о возможных для России достижениях». Главным из «возможных достижений» в случае победы был, по его мнению, полный контроль над проливами Босфор и Дарданеллы, соединяющими Черное и Средиземное моря. Социал-демократы и эсеры поймали эту фразу, как неудачно брошенный мяч, и отныне звали его Милюковым-Дарданелльским.

Его воинственный пыл угас быстро – после поражений, понесенных русской армией весной и летом 1915 г. В августе 1915 г. по инициативе Милюкова в Думе был создан Прогрессивный блок, куда вошли преимущественно кадеты, октябристы (их фракция насчитывала 98 депутатов) и прогрессисты (48 депутатов). Лидером блока стал Милюков.

Его звездный час настал 1 ноября 1916 г., в день открытия 5-й сессии Государственной думы. За время каникул, длившихся более четырех месяцев, в стране стал зримо нарастать кризис. Начались перебои со снабжением военных заводов топливом, срывались железнодорожные перевозки, обнаружились серьезные проблемы с поставками продовольствия, угрожавшие стране голодом (А. Н. Мичурин. «Прогрессивный блок и Государственный совет накануне политического кризиса 1 ноября 1916 года», 2011).

Накануне открытия сессии возросло и политическое напряжение в стране. Депутаты Прогрессивного блока готовились выступить с самыми резкими заявлениями и потребовать отставки главы правительства Б. В. Штюрмера, а также создания «Ответственного правительства», которое было бы подотчетно Думе.

Для победы годились любые «снаряды», любые высказывания, считали ряд депутатов. Нужны были не только факты, но и слова, компрометирующие правительство. Так, кадет А. И. Шингарев (в январе 1918 г. его безнаказанно убьют в больнице матросы) заявил 20 октября, что надо обязательно говорить об «измене» – страшное обвинение в разгар войны. На следующий день А. И. Гучков заговорил об умышленном факте измены со стороны правительства и императрицы Александры Федоровны, а Е. Н. Трубецкой (он умрет в феврале 1920, заболев сыпным тифом при отступлении Добровольческой армии) предположил, что правительство по глупости работает в пользу Германии (Мичурин, 2011).

Перед началом сессии все депутаты Прогрессивного блока готовы были критиковать правительство. Однако слово «измена» смущало многих. На совещании блока 30 октября, вспоминал В. В. Шульгин, «победило компромиссное решение. В резолюцию все же было включено слово “измена”, но без приписывания измены правительству со стороны Думы. Было сказано, что действия правительства, нецелесообразные, нелепые и какие-то еще, привели наконец к тому, что “роковое слово «измена» ходит из уст в уста”» («Годы. Воспоминания члена Государственной Думы», ч. VI, 6, 2002).

Пришло 1 ноября, день открытой войны Думы с правительством. Но это была какая-то странная война. Скучно выступил председатель Думы, октябрист М. В. Родзянко. Министры, боясь обвинений, покинули зал, оставив противника сражаться с пустотой. Рутинно потекли прения. Октябрист С. И. Шидловский (шесть лет спустя он умрет в эмиграции) зачитал декларацию Прогрессивного блока, которая была старательно отредактирована. Министров упрекали разве что в «неосведомленности» и «некомпетентности». И когда огонь борьбы стал гаснуть, слово взял Милюков.

В то утро было довольно критики – невнятной, нестрашной. Милюков произнес антиправительственную, подстрекательскую речь, которую тогда был бы счастлив зачитать любой левый, революционный политик.

«Мы потеряли веру в то, что эта власть может нас привести к победе. […] У нашей власти нет ни знаний, ни талантов, необходимых для настоящей минуты. […] Пропасть между нами и ею расширилась и стала непроходимою.

…Зловещие слухи о предательстве и измене, о темных силах, борющихся в пользу Германии и стремящихся путем разрушения народного единства и сеяния розни подготовить почву для позорного мира, перешли ныне в ясное сознание, что вражеская рука тайно влияет на направление хода наших государственных дел. […] В Лондоне я наткнулся на прямое заявление, мне сделанное, что с некоторых пор наши враги узнают наши сокровеннейшие секреты. […] Мы говорим правительству, как сказала декларация блока: мы будем бороться с вами, будем бороться всеми законными средствами до тех пор, пока вы не уйдете. Говорят, что один член совета министров (военный министр Д. С. Шуваев. – А. В.), услышав, что на этот раз Государственная Дума собирается говорить об измене, взволнованно вскрикнул: «Я, быть может, дурак, но я не изменник»».

А затем, словно раздалась пулеметная очередь, зазвучали факты. Милюков произносил их почти скороговоркой: неоказание помощи Румынии и срыв наступления на Балканах, отношения с поляками, вовремя не получившими автономии и теперь готовыми добиваться независимости, хаос и дезорганизация в тылу, беспорядки, вызванные действиями полиции, слухи о сепаратном мире. Процитировал он и австрийскую газету «Нойе Фрайе Прессе», написавшую после назначения премьер-министром Штюрмера: «Победа придворной партии, которая группируется вокруг молодой Царицы».

Во всех этих событиях Милюков видел происки правительства и окружения царицы. Чем они были вызваны? В этой речи всякий раз гремели, как выстрелы, слова: «Так разве же не все равно для практического результата, имеем ли мы в данном случае дело с глупостью или с изменою? […] Как вы назовете это: глупостью или изменой? […] Что это, глупость или измена? […] Что это делается, сознательно или бессознательно? […] Нет, господа, воля ваша, уж слишком много глупости. Как будто трудно