в цельности и неделимости России, ибо каждый народ в отдельности не представляет особой силы… нужно, чтобы государство использовало силы всех народов. Форма использования только одна — федерация»[1962]. Правительство считается, продолжал Славинский, с «сильными и мощными ростками» автономии на Кавказе, в Сибири, Эстонии, Латвии, а так же среди казаков, но не считает себя вправе до Учредительного собрания провозглашать федеративный строй, «не препятствуя, однако, работать на местах, для создания этого строя»[1963].

Правда, тут же Славинский отмечал: «Нельзя вставать в позу критика и откладывать все реформы до Учредительного Собрания, ибо многое отлагательства не терпит»[1964]. Действительно для растущего национализма даже рамки федерации, казались уже невыносимыми оковами, поскольку за планом федерализации (т. е. лишь формы организации власти) не стояло никакой идеи, сплачивающей разнородные части империи в одно целое. И «в течение нескольких месяцев поляки, финны, прибалты, украинцы, грузины, армяне, азербайджанцы образовали национальные парламенты и правительства, стремящиеся к независимости»[1965]. Последняя декларация Временного правительства, от 25 сентября, предоставляла полное самоопределение Польше, Литве и Латвии[1966].

В сентябре начал отделяться Северный Кавказ, в Екатеринодаре возникло «Объединенное правительство Юго-восточного союза казачьих войск, горцев Кавказа и вольных народов степей». 5 октября Краевая казачья рада приняла постановление о выделении края в самостоятельную Кубанскую республику, являющуюся «равноправным, самоуправляющимся членом федерации народов России»[1967]. При этом право выбора в новый орган управления предоставлялось исключительно казачьему, горскому и незначительному численно «коренному» иногороднему населению, то есть почти половина области (русская) лишена была избирательных прав[1968]. 8 октября I Сибирский областной съезд постановил, что Сибирь должна обладать всей полнотой законодательной, исполнительной и судебной власти[1969].

Итог февральской революции подводило Учредительное собрание, которое во время своего единственного заседания 18 января 1918 г., при большинстве эсеров, объявило Россию федеративной демократической республикой[1970].

* * * * *

Революционное движение в России привело к необходимости изменения экспансионистских планов Германии, которые после Февральской революции вспыхнули с новой силой: уже 3 мая 1917 г. последовало заявление германского делового мира, в котором указывалось, что ««только лишь мир с контрибуцией, с приращением мощи и территориальными приобретениями сможет на долгое время обеспечить нашему народу его будущность, его мировой статус и свободу хозяйственного развития». Список подписавших это заявление, отмечает историк Ф. Фишер, «позволяет ощутить, насколько широко и глубоко проникли в среду германской буржуазии подобные ожидания германского победоносного мира»[1971].

В России главными целями германской экспансии должны были стать: Литва и Курляндия: «Новая Германия» на северо-востоке»[1972]. Вопрос был поставлен в меморандуме министра внутренних дел еще в октябре 1914 г. Один из ведущих идеологов экспансионизма, государственный референт в Комитете по военному и колониальному вопросам М. Эрцбергер 14 июня 1916 г. конкретизировал: «1. Русские прибалтийские провинции Курляндия и Эстляндия должны стать германскими прибалтийскими провинциями. 2. Литва… должна быть отсоединена от России в качестве германского герцогства или в качестве провинции Пруссии»[1973].

В отличие от Бельгии и Польши, где были созданы гражданские генерал-губернаторства в Литве и Курляндии, после их оккупации, было введено военное управление, получившее название Обер Ост, подчиненное Людендорфу и Гинденбургу. «Я, — пояснял свои цели Э. Людендорф, — был полон решимости восстановить на оккупированной территории цивилизаторскую работу, которой немцы занимались здесь многие столетия. Население, представляющее собой такую смесь рас, не может создать собственную культуру…»[1974].

Представители Пангерманского союза пропагандировали эти идеи еще в 1908 г. призывая к созданию в Прибалтике немецкого Балтийского союза[1975]. В 1915 г. в своих меморандумах один из ведущих идеологов немецкого экспансионизма М. Зеринг предлагал переселить в Прибалтику и Польшу 2 млн. немецких колонистов из глубины России, которые «имели самые высокие показатели рождаемости в Европе», что скоро позволит сделать Курляндию «с полностью гомогенным составом землевладельцев»[1976].

Насколько большое значение Берлин придавал балтийским провинциям, говорит тот факт, что германские предложения сепаратного мира с Россией от 29 апреля 1917 г. обещали «финансовую поддержку развития России и оживлённые экономические связи; без возмещения военных убытков, однако с исправлением границы по усмотрению Германии в Литве и Курляндии»[1977].

Вместе с тем Германия уже не могла не учитывать новых реалий: «с русской революцией и вступлением в войну Америки, а так же с хлынувшими с Востока на Запад идеями права наций на самоопределение для германской политики военных целей…, — отмечает немецкий историк Ф. Фишер, — встала задача изыскать иные, новые формы господства, нежели присоединение или же экономическая эксплуатация без учета национальных претензий…, к более гибким методам «интеграции», которыми Германия собиралась эксплуатировать новый принцип права на самоопределение…»[1978].

«Необходима формула, — пояснял в мае 1917 г. начальник штаба Восточного фронта ген. М. Гофман, — согласно которой Германия отвергает аннексии, в то время как Россия подчиняется принципу свободы малых наций, освобождая земли, оккупированные ныне нами, от своего политического влияния, передавая Германии задачу регулирования, их политическую будущность»[1979]. Необходимо сформулировать новые принципы пропаганды, — повторял в июле в письме в Генеральный штаб новый канцлер Г. Михаэлис, — с «помощью которой мы стремимся усилить процесс дезинтеграции России»[1980].

Стратегия «эластичного доминирования» окончательно стала складываться при подготовке Германии к переговорам в Бресте. Цель ее заключалась в самоопределении наций под германским протекторатом. Новую политику Берлина разъяснял министр иностранных дел Германии Кюльман, который 20 декабря 1917 г. указывал, что главной целью является дезинтеграция «старой России». Для этого «Германия должна признать отделение Финляндии, Украины, Кавказа и Сибири, как только это сделает русское правительство», при этом, «множество слабых отделившихся государств будет нуждаться в германском покровительстве»[1981].

Первым шагом, на пути реализации этой политики, должны были стать поданные через германскую военную администрацию декларации, отражавшие «подлинное выражение народного мнения» о национальном самоутверждении, и должные немедленно попросить «защиты и покровительства Его Величества, и могущественной Германской империи». Такие декларации поступили от недавно созданных национальных советов Курляндии, Литвы, Польши, Эстонии и Ливонии, оккупированных Германией[1982].

Классическим примером «германских аннексионистских проектов», по словам Ф. Фишера, являлась Прибалтика[1983]:

Территория Литвы была оккупирована немцами к концу 1915 г., в сентябре 1917 г. создается «Литовский совет», издавший 16 февраля 1918 г. Акт независимости Литвы. Продвижение немцев на территории Латвии началось с августа 1917 г. и к февралю 1918 г. она вся оказалась под их оккупацией. Эстония была полностью оккупирована немцами в феврале-марте 1918 г.

По плану Вильгельма II, в апреле Совет прибалтийских земель[1984] провозгласил создание «Балтийского герцогства», во главе с принцем Г. Гогенцоллерном. На территории