герцогства были запрещены все партии, профсоюзы и прочие общественные организации, закрыты газеты и журналы, единственным языком для делопроизводства, обучения в школах и университетах стал немецкий. Летом 1918 г. на свой престол литовцы позовут немецкого принца фон Ураха.

Вместе с тем, стремительно надвигающаяся угроза поражения в мировой войне, потребовала нового подхода к сохранению легитимности германского присутствия. Немцы были вынуждены сменить тактику: «мы охотно пошли навстречу в вопросе об осуществлении права на самоопределение народов…, — вспоминал Э. Людендорф, — Мы только требовали, чтобы опрос населения был произведен при условии расположения наших войск в этих областях»[1985]. Принцип права наций на самоопределение, пояснял Людендорф, «подкупал своей простотой, но решить эту проблему без насилия невозможно…»[1986].

Необходимость присутствия немецких войск, по словам зам. госсекретаря Германии, объяснялась тем, что «сами Балтийские провинции… хотели остаться русскими, и 9 % немцев не могли играть решающей роли в этом вопросе»[1987]. Независимость прибалтийских стран, провозглашенная под прикрытием десятков тысяч немецких штыков и развязанного антибольшевистского террора, была объявлена свободным демократическим выбором народов, не желавших оставаться в Российской империи.

Глава германской делегации в Брест-Литовске ген. М. Гофман использовал результаты, этого «свободного» выбора, во время Брест-Литовских переговоров, заявив большевикам, что Польша, Литва и Курляндия откололись от России и решили присоединиться к другому государству «по своей воле»[1988]. В ответ советская делегация заявила, что «под страхом военного трибунала и ярмом военной цензуры народы оккупированных стран не могут выразить свою волю… Документы, на которых немецкое правительство основывает свои утверждения в Бресте, доказывают лишь волю нескольких привилегированных групп и не могут служить доказательством воли масс на этих территориях»[1989].

Подтверждением слов советской делегации являлись, например, результаты голосования на неоккупированных территориях Эстонии и Латвии, в досоветский период. Так, на выборах в городскую Думу Таллина в апреле 1917 г. большевики получили 31 место, а эсеры 22 из 101, на выборах в городскую Думу Нарвы за большевиков проголосовали 47 %. На неоккупированных территориях Латвии, 20 августа 1917 г. на выборах в Южно-Лифляндский Земский совет большевики получили 24 места из 40, на состоявшихся осенью выборах в уездные Земские советы большевики набрали 70 % голосов, на выборах в Учредительное собрание –72 %, а в латышских стрелковых полках–96 %[1990].

Всего через месяц после подписания Компьенского перемирия–16 декабря 1918 г. Литовский совет оказался низложенным Временным революционным рабоче-крестьянским правительством, провозгласившим установление советской власти. 22 декабря Совнарком РСФСР признал независимость Литовской ССР. Но в том же декабре в гавани Мемеля, Либавы, Риги и Ревеля вошли английские крейсера. Англичане привезли с собой финских добровольцев и заручились поддержкой германского военного комиссара, для борьбы против русской армии. Англичане платили, а немцы поставляли ландскнехтов[1991].

Характеризуя ситуацию, член американской военной миссии в Прибалтике Г. Смит докладывал в Госдеп: «правительство Латвии исключительно слабо и не имеет полномочий от латышского народа. Оно было бы немедленно сброшено в случае народных выборов. Это самозваное правительство»[1992]. Подобная ситуация была и в Литве, где образованное 26 декабря 1918 г. коалиционное буржуазное правительство М. Слежявичюса, бежало из Вильнюса под защиту германских войск. Благодаря поддержке немецкой армии фон дер Гольца и «союзников» по Антанте советская власть в Литве была свергнута в августе 1919 г.[1993]

Вторым шагом — Германия затребовала телеграммы о помощи… со стороны тех областей, которые германское командование намеревалось оккупировать и провозгласить независимыми. Гинденбург определил временной лимит: «Просьбы о помощи должны поступить до 18 февраля». Людендорф зачитал заготовленную «телеграмму из Риги», и указал, что необходимы такие же «просьбы» со стороны Украины и Финляндии[1994].

Суть «телеграмм о помощи» демонстрировал пример Закавказья: Лидер грузинских социал-демократов Н. Жордания, который в ноябре 1917 г. утверждал, что и теперь «в пределах России грузинский народ должен искать устроения своей судьбы», в феврале 1918 г. заявил: — Когда есть выбор — Россия или Турция, мы выбираем Россию. Но когда есть выбор — Турция или самостоятельность Закавказья, мы выбираем самостоятельность. Предложение встретило резкий протест в среде русских социалистов и армянских дашнакцутюнов. Решено было передать вопрос на рассмотрение особой комиссии, которая «обсудила вопрос в ряде заседаний с участием сведущих лиц — представителей армии, банков, финансового и других ведомств — и пришла к единодушному убеждению в невозможности самостоятельного существования Закавказья без поддержки какой-либо стратегически и экономически сильной державы»[1995].

В итоге в мае 1918 г. грузинские националисты заявили, что: «Грузия эвентуально может обратиться к германскому правительству с просьбой о вхождении в состав Германской империи (в качестве одного из государств во главе с одним из германских принцев или же наподобие английского доминиона с немецким вице-королем»[1996]. 22 мая Грузия провозгласила свою независимость и обратилась к Германии с просьбой об опеке.

В Финляндию, по просьбе Маннергейма, был послан 15 тысячный отряд ген. Гольца и 9 октября 1918 г. королем Финляндии финским сейм избрал свояка кайзера принца Гессенского[1997].

Третьим шагом — должна была стать легализация аннексионистской политики Германии в глазах «мирового общественного мнения», для этого поход против России подавался, как антикоммунистическая «полицейская операция», организованная «в интересах человечности против большевистской угрозы»[1998]. Кайзер провозглашал, что задачей Германии является выступление в качестве «полиции на Украине, в Лифляндии, Эстляндии, Литве и Финляндии», где будет создана настоящая «плотина против большевизма»[1999].

Истинные цели антибольшевистской «полицейской операции», сформулировал посол Г. фон Ведель в начале 1918 г.: «Что же касается России, то есть лишь два варианта. Либо вернется империалистическая Россия, либо Россия распадется. В первом случае Россия будет нашим врагом, ведь она захочет получить незамерзающие курляндские гавани, уж совсем не считая того, что империалистическая Россия будет постоянно рваться на Балканы… и давить на Австро-Венгрию. Империалистическая Россия в любом случае сможет быть в дружбе с Германией, если мы не лишим ее побережья, но никогда с Срединной Европой. Поэтому мы должны поставить все на другую карту — распада России, которому будет благоприятствовать вытеснение ее с балтийского побережья. Если отпадут Украина, Прибалтика и т. д., это будет постоянно отражаться на России… Если Россия восстановится, нашим потомкам, по всей вероятности, придется вести 2-ю Пуническую войну против англо-русской коалиции. Кроме этого, чем далее на Восток будет расширена сфера нашего влияния, тем лучше для нас»[2000].

По Брест-Литовскому договору Финляндия и Украина получали независимость, кроме этого Россия должна была вывести свои войска с территории Эстляндии и Лифляндии. Методы и цели «подлинного выражения