служить инструментом подобной ассимиляции…, — подтверждал сам С. Крыжановский, — Необходимость экономии национальных сил и более тщательного их подбора для служения государственным целям повелительно требовала ограничения русификационной политики и привлечения к управлению окраинами местных элементов, что, в свою очередь, предполагало обеспечение им в известных пределах возможности беспрепятственно проявлять свои национальные стремления, не стесняемые подавлением их, хотя бы и чисто формальным, русским национальным началом»[1907].

Исходя из этих предпосылок, С. Крыжановским в 1907–1908 гг. был подготовлен проект «об общем переустройстве управления империей на указанных началах…, (который) предусматривал разделение империи на одиннадцать областей, с образованием в каждой областного земского собрания и областного правительственного управления с гражданским начальником во главе, имевшим заменить собою генерал-губернатора… Государю предположения понравились, но и он высказывал опасение, что подобная мера могла бы явиться шагом к нарушению (государственного) единства»[1908].

Разрешение национального вопроса все оппозиционные самодержавию политические силы, от либералов до социалистов, видели только в признании права «самоопределения наций»[1909]. Либералы (в лице кадетов) предлагали ограничиться национально-культурным самоопределением, а государственное единство сохранить, за счет «общих политических идеалов, созданных творческой мыслью первенствующей (русской) национальности»[1910]. В качестве образцового примера они приводили Австро-Венгрию[1911].

Отвечая на подобные программы, М. Меньшиков в 1912 г. отмечал, что «внутригосударственный раздор не только не гаснет, но разгорается всюду с невероятной силой. Равноправие народностей под одной государственной крышей ведет, как оказывается, не к братству их, а к междоусобной войне, тем более отвратительной, что она бесконечна… «равноправные» народцы только тем и занимаются, что дерутся. Они дерутся между собой даже в том случае, если они родные братья…, Разрешенное же «самоопределение» мелких национализмов, высвобождая их из-под общего знаменателя, вносит вместе со свободой естественный и ничем иным неугасимый раздор…, — в случае реализации кадетской программы, предупреждал М. Меньшиков, — С Россией произойдет непременного самое, что с Древним Римом после Каракаллы»[1912].

Но самое главное, просвещенный российский либерал, даже не предполагал, что борясь за свержение остатков феодализма и прокладывая дорогу капитализму, он тем самым одновременно стимулирует рост и радикализацию местных национализмов, которые, как свидетельствовала история, не остановятся ни перед чем, чтобы обрести свое полное национальное самоопределение. Разрешение национальной проблемы по кадетскому образцу, неизбежно вело к распаду России по национальному и даже областническому признакам.

Такую «близорукость» кадетов М. Меньшиков связывал с «характерным признаком наших либералов!», которые «если не в настоящем, слишком непреодолимом, то хоть в далеком будущем… непременно отрицают Россию, безотчетно желают умаления ее и потери царственной ее индивидуальности. Эта психологическая черта целою пропастью отделяет октябристов от национальной партии. Тургенев дал прекрасный тип кочующих по Европе русских дворян, «желудочно-половых космополитов», доедающих выкупные и гордящихся своим презрением к России»[1913].

Революция 1905 г. и создание парламента привели к появлению радикальных правых — «черносотенных» партий, говоря о которых С. Витте заявлял: «Революция по своим приемам всегда бессовестно лжива и безжалостна. Ярким доказательством тому служит наша революция справа, так называемые черные сотни или «истинно русские люди». На знамени их высокие слова «самодержавие, православие и народность», а приемы и способы их действий архилживы, архибессовестны, архикровожадны… Во главе явно стоит всякая с…ь, как Дубровин, Грингмут, Юзефович, Пуришкевич, а по углам, спрятавшись, — дворцовая камарилья. Держится же эта революционная партия потому, что она мила психологии царя и царицы, которые думают, что они тут обрели спасение»[1914]. Однако речь в данном случае шла не о национализме, как таковом, например, в том же, в приводимом Витте перечне черносотенцев, была всего одна русская фамилия.

Среди депутатов даже специально, по словам С. Витте, «подобранной» III Государственной Думы, «из которой был исключен народный голос»[1915], количество черносотенцев не превышало 15 %. И здесь Россия не была исключением, даже такой русофоб, как американский исследователь У. Лакер отмечал: «То, что в России есть правоэкстремистское движение, — не такое уж поразительное открытие. Подобные партии существуют практически в каждой европейской стране, а также в Америке и в других местах. Чудом было бы, если бы Россия оказалась исключением»[1916].

Таб. 12. Количество официальных членов черных сотен в России, чел.[1917]

Книга У. Лакера, о которой идет речь, вышла в 1994 г. и называлась «Черная сотня. Происхождение русского фашизма»[1918]. «Основы этого фашизма заложил, — утверждал Лакер, — Союз русского народа, который… исповедовал расизм, как и впоследствии германские фашисты»[1919]. Однако, приходил к выводу Лакер, «чистокровный, примитивный расизм нельзя было внедрять в стране, где половина населения была нерусского происхождения… Можно было еще взять курс на изгнание или уничтожение всех нерусских, однако такое решение было бы чересчур радикальным для партии, которая хотя и шла к фашизму, но была еще далека от этих неясных целей»[1920][1921].

Желая показать национальную «несостоятельность» русских «черносотенцев», Лакер отмечал, что немало видных «черносотенных» деятелей «были нерусского происхождения: Пуришкевич, Грингмут, Кацман, Крушеван, генералы Каульбарс и Ранд, Левендаль, Энгельгардт, Плеве, Пеликан, Рихтер, Шванебах и другие»[1922]. Странный получался русский фашизм, где в привилегированной расе, русские были в явном меньшинстве. Основоположником черносотенства и редактором главной его газеты «Московские ведомости» был еврей В. Гоингмут. Важную роль в руководстве черносотенства играл «близкий соратник» П. Столыпина — сын главного раввина Полтавской губернии И. Гурлянд.

Конечно в черносотенстве были и радикальные течения, но в основе его лежал не привычный европейский национализм, а противостояние правого консерватизма с набирающим силу анархическим либерализмом. Примером тому могло служить замечание С. Булгакова: «Четырехмесячное сидение в «революционной» (II) Государственной Думе совершенно и окончательно отвратило меня от революции. Из Государственной Думы я вышел таким черным, как никогда не бывал. И это понятно. Нужно было пережить всю безнадежность, нелепость, невежественность, никчемность этого собрания, в своем убожестве даже не замечавшего этой своей абсолютной непригодности ни для какого дела, утопавшего в бесконечной болтовне, тешившего самые мелкие тщеславные чувства. Я не знавал в мире места с более нездоровой атмосферой, нежели общий зал и кулуары Государственной Думы»[1923].

Русские национальные партии стали появляться лишь в ответ на рост национализма окраин. Одной из таких наиболее заметных русских партий был Всероссийский национальный союз, который был создан, по словам одного из его лидеров М. Меньшикова, именно в ответ на рост периферийного национализма: «они воинствуют против России, а не мы против них. Наш русский национализм, как я понимаю его, вовсе не воинствующий, а только оборонительный,