Что касается пространств, более удаленных — периферии, там жизнь уже была давно замкнута в самой себе. Собрание представителей регионов, как государственный институт (в смысле реальных властных полномочий), не слишком отличалось от дышащего на ладан правительства. Съезжаться то они съезжались, однако крайне нерегулярно и, судя по всему, сами точно не знали с какой, собственно, целью.

Армия по прежнему формально подчинялась правительству, но фактически существовала сама по себе и подчинялась самой себе. Это было гораздо разумнее со всех точек зрения. Армия давно не кормилась из казны, не нуждалась в унизительном выпрашивании денег у правительства или у кого бы то ни было. И без того имелось достаточное количество желающих, главным образом из числа местных органов самоуправления, которые считали выгодным регулярно перечислять соответствующие суммы на воинские счета, нежели не делать этого.

Абсурдное разделение стратегических задач на «внешние» и «внутренние» было похерено еще при прежнем правителе. Произошло естественное слияние всех родов войск, что доказало преимущества компактности и оперативности, а главное, уничтожило узковедомственную конкуренцию. Не существовало более такого атавизма, как искусственное разделение людей в военной форме на армию, милицию и полицию. Взамен двух последних, выросла многослойная система органов общественной безопасности, которая формировалась по территориально производственному принципу и обслуживала интересы соответствующих корпораций. Костяк новой структуры составляла наша московская служба безопасности во главе с ее бессменным руководителем Толей Головиным.

Несмотря на автономность своего положения, армия продолжала осуществлять ту основную и, пожалуй, единственную функцию, которую осуществляла и прежде, находясь в подчинении правительства. А именно, являлась тем бесстрастно объективным молотом, который сокрушал при необходимости любые альтернативные вооруженные формирования регионального уровня. Последние рассматривались как потенциальные зачинщики масштабных военных конфликтов. Кстати, именно проведением подобной профилактики объяснялось отсутствие сколько-нибудь заметных вооруженных столкновений вокруг столицы. В конечном счете армия пользовалась заслуженной репутацией бескомпромиссной и грозной умиротворительницы. Вроде разящей небесной десницы.

Схема была хорошо отработана и предельно проста: как только служба армейской разведки выявляла незаконные вооруженные формирования, которые превосходили по численности установленные нормы и могли явиться фактором дестабилизации, в тот же самый момент объявлялась готовность номер один и наносились упредительные удары. В течении нескольких недель или даже дней группировки бывали разгромлены и стерты с лица земли силами специальных мобильных бригад.

Бригады эти действовали на территории всей страны по вахтовому методу. Во главе каждой стоял бригадир в чине полковника. В народе бригадиров называли также «контролерами», поскольку их главнейшей обязанностью было проверять, прочесывать периферию на предмет выявления внегосударственных вооруженных формирований. Как правило, «контролеры» долго на одном месте не сидели, а напротив, с примерной резвостью перемещались во всех направлениях. Особо следует сказать, что по отношению к гражданскому населению они были абсолютно индифферентны. За исключением, конечно, тех случаев, когда в какой либо местности не начиналась партизанщина — формирование ополчений или нападения на армейские арсеналы и комендатуры. Какая именно не санкционированная концентрация и какого вооружения допускалась в том или ином случае, составляло государственную стратегическую тайну. Насколько мне было известно из общения с маршалом Севой, на этот счет существовали строгие нормативные документы, которые давали самые скрупулезные разъяснения. Право окончательного решения и ответственность за него лежала на элитных бригадных полковниках. А также, конечно, на начальнике генерального штаба и главнокомандующем. Судя по событиям последних лет, военные редко ошибались в оценках и прогнозах и действовали с примерной точностью. Не считая незначительных просчетов, неизбежных в любой военной компании.

Забастовки не подавлялись, демонстрации не разгонялись, а блокады магистралей и путей сообщения не прорывались. Армия в народ без нужды не стреляла и в карательные экспедиции понапрасну не пускалась. Что же касается любых проявлений социальной напряженности или массовых волнений, вплоть до мятежей, упомянутой партизанщины и революций местного масштаба, то последним предоставлялось вспыхивать, разгораться, чадить и потухать своим естественным порядком. Даже если на местах усилиями противоборствующих сторон создавались незначительные ополченческие отряды на это смотрели сквозь пальцы. Пусть стреляют, пока патроны не кончатся. Лишь бы не в сторону армейских блокпостов.

Проблемы, возникавшие при разного рода мятежах и всяческих карманных переворотах, расхлебывали местные же власти, а также само бунтующее народонаселение. Иначе говоря, каждый отдельный член общества и все общество в совокупности были предоставлены самим себе. Местные администрации, профсоюзы, отделения политических партий, руководители предприятий были брошены в стихию народной воли и могли рассчитывать исключительно на собственные силы. В этой связи особую роль играли органы самоуправления, которые в пору волнений появлялись, реформировались и сменялись с необычайной быстротой.

Военные хранили олимпийское спокойствие, равнодушно взирая на мелкие разборки и столкновения. Не делали и попытки развести конфликтующие группировки. Они рассуждали вполне логично: пожгут пожгут, пограбят пограбят да и, в конце концов успокоятся же когда-нибудь, — и снова жизнь потечет в спокойном русле. Даже если после таких катаклизмов оставались одни руины и выжженная земля, жизнь мало помалу все равно возвращалась. Сначала в виде натурального хозяйства, а затем и виде очередного экономического чуда.

Существовали, впрочем, особо неблагоприятные местности, что то вроде проклятых черных дыр или чумных геополитических проплешин, где с незапамятных времен не выдыхаясь и не прерываясь бурлило экстремальное кипение, но они, эти проплешины, были обнесены надежными заслонами и абсолютно изолированы друг от друга и от здоровой части общества, жили в режиме карантина во избежание распространения заразы.

Действующая схема глобальной безопасности являлась абсолютно законной, так как в свое время была утверждена парламентом. Сам парламент был распущен еще при прежнем управителе, а выборы нового парламента вроде бы не заладились. Потом о парламентский выборах и вовсе позабыли. Как, впрочем, и о самом парламенте…

Что не говори, а с тех пор, как я выбрался из своей скорлупы и сделался общественным деятелем, мой кругозор существенно расширился. Чем дольше я вращался среди разных людей, тем яснее виделись мне наши политические горизонты. Стоило мне немного оглядеться вокруг себя, как я почувствовал, что по настоящему отчетливо разобрался в ситуации. Никогда еще я до такой степени не понимал все нюансы политической жизни и расстановку сил. Без громоздких схем и формул, без каких бы то ни было эзотерических теорий и метафизики я на пальцах мог объяснить, в чем заключается вся тайна нашей современной истории со всеми ее движущими силами, случайностями и закономерностями.