* * *

Коротков ввалился в кабинет к Насте, когда она заканчивалапечатать на компьютере запросы, на которых нужно было получить подписьначальника.

- Сейчас, Юр, секундочку, - проговорила она, не отрываяглаз от экрана, последнюю бумажку доделаю, мне надо срочно получить на нихАфонин автограф.

- Ты к нему сейчас не ходи, - посоветовал Коротков,когда Настя вытащила из принтера пачку запросов.

- Почему?

- А он злой как я не знаю что, -радостно сообщил Юра. -У него сегодня большой траур.

- Что случилось? - испугалась она. - Кто-нибудь умер?

- Типун тебе на язык! У Афони траур по честолюбивымзамыслам. Ну сама посмотри, сколько обломов ему упало. Убийство водителясъемочной группы обещало быть таким громким, и телевидение тут замешано, и мужрежиссера, и конкуренты. А что оказалось? Убийство Ремиса на религиозной почве- тоже обломалось, никакими сатанистами там и не пахло, а ведь он с такойрадостью тащил это дело с территории! Убийство Плешакова на почвемежнациональной неприязни - и тут незадача, не так все красиво, как емумечталось. Но тут ему обвалилась огромная удача: хорошо законспирированныйкиллер, совершивший около десятка громких и не очень громких убийств, да ещеимитировавший собственную смерть и сделавший пластическую операцию. Конфетка!Прямой и короткий путь к мировой славе в масштабах Петровки.

- Ну? - непонимающе спросила Настя. - Такое дело всепрежние неудачи перевешивает, так из-за чего траур-то?

- А из-за того, подруга, что в нашем министерстве тожене дураки сидят. Дело-то полчаса назад в главк забрали! Настя чуть неподпрыгнула вместе со стулом.

- Да ты что!

- Ну! Так нашему Афоне и доверили разматывать киллера,который по всей стране трупы раскладывал. Они сами с усами. Симонова мы имвычислили, за что спасибо большое господину Богораду по кличке Богомолец, а всеостальное они уж как-нибудь без нас доделают.

У Насти словно груз с плеч свалился. Она не была честолюбиваи никогда не страдала, если ей не доверяли довести дело до конца и присваивалирезультаты ее работы. Подумаешь! Она - женщина, и как бы успешно она нираскрывала преступления, какие бы фантастические результаты ни показывала, всеравно никто и никогда не признает ее лучшим сыщиком управления, а уж тем более- лучшим сыщиком страны. Настя давным-давно это понимала, как понимала всезаконы и условности работы в мужском коллективе, и никуда не рвалась, ни влучшие, ни в главные. Ей было достаточно получать удовольствие от работы,никаких других дивидендов она от нее не ждала.

Забрали громкое дело - и пусть. Но Афоне-то каково, а?Бедолага. И ведь он хороший сыщик, толковый, профессиональный, ан нет, славыему захотелось...

Она собрала распечатанные запросы, сложила в прозрачнуюпапочку, провела руками по голове, проверяя, не выбились ли пряди волос из-подтугой заколки.

- Пойду, - она встала из-за стола.

- Неужели рискнешь здоровьем? - прищурился Корот-ков. -Не боишься начальственного гнева?

- Не-а. Чего мне его бояться? Ну наорет, ну скажетчто-нибудь мерзкое, с меня корона не свалится. Знаешь, Юра, я как только последня рождения поняла, что уже слишком старая, чтобы бояться начальства, мнесразу так легко жить стало!

- Ну иди, старая, - ехидно напутствовал ее Юра, - наобратном пути не забудь зайти ко мне рассказать, чем дело кончилось. Очень мнеинтересно посмотреть, в каком виде ты от Афони выйдешь.

Коротков не обманул, полковник Афанасьев и впрямь был чернеетучи. Бросив на Настю полный неприязни взгляд, он с ненавистью посмотрел напринесенные ею запросы. Невооруженным глазом было заметно, что ему страшнохочется хоть на ком-нибудь отыграться, унизить, сделать выговор, наказать,чтобы выплеснуть кипящую в не" агрессию.

- Почему я вижу эти запросы только сейчас? - cnpocил онголосом, предвещавшим мало приятного.

- Потому что я их только что подготовила.

- А тебе не кажется, Каменская, что это можно и нужнобыло сделать уже давно? Дела стоят, преступления не раскрываются, а ты чемзанимаешься? Только не говори мне, что ты работаешь.

- А что же я, по-вашему, делаю?

- Ты, Каменская, занимаешься личной жизнью. Ты что жедумаешь, мне ничего не известно? Думаешь, я не знаю, что твой муж уехал надолгоза границу и ты ему изменяешь с Коротковым? Думаешь, я не знаю, что Коротковушел от жены и живет у тебя, пока твой муж деньги зарабатывает, чтобы тебясодержать? Ты считаешь, что это все прилично? Что это поведение, достойноеофицера милиции? Ты полагаешь, это допустимо - спать со своим руководством?Коротков твой начальник, он мой заместитель, и вы нагло, на глазах у всегоколлектива устраиваете свои омерзительные случки! Я не намерен это терпеть!

Полковник заводился от собственных слов все больше и больше,распаляясь и повышая голос. "Ну вот, - равнодушно и даже как-то апатичноподумала Настя, слушая его выкрики и глядя на капельки слюны, вылетающие из егорта, - нашел на ком пар выпустить. Говорит мне гадости обо мне и о Юрке. А ядолжна это терпеть. Кстати, кто сказал, что я должна терпеть?"

Снова перед ее мысленным взором встал длинный коридор, покоторому она шла, шла, шла до тех пор, пока не утыкалась в запертую дверь. И небыло другого способа продолжить движение, кроме как развернуться и идти назадвсе по тому же коридору. Но с чего она взяла, что дверь заперта? Ей об этомсказали? Нет, она сама так решила. Даже не подергала ее за ручку, не попыталасьоткрыть, просто приняла как аксиому: дверь заперта. А если попробовать?

Настя легонько надавила на дверь рукой, створка легкоподдалась, и на темный пол узкого коридора упала полоска света. Дверь незаперта, и там есть свет, и значит - есть какая-то жизнь.

Она поставила локти на стол, оперлась подбородком осцепленные пальцы, с любопытством посмотрела на начальника.

- Прости, Афоня, я сейчас нарушу обещание, которое тебедала, - сказала она спокойно. - Но я сделаю это с огромным удовольствием. Яобещала не называть тебя Афоней и не вспоминать, что мы когда-то вместеучились. Но я хочу сказать все, что о тебе думаю. Ты хороший опер, я в этомуверена, иначе тебя не двигали бы по службе. Но хороший опер и настоящий опер -это две большие разницы и одна маленькая. Хороший опер - это крепкий профи, анастоящий опер - это человек. Ты, Афоня, профи, но не человек. Для тебя люди -грязь. Для тебя их. жизни и их страдания- только повод продвинуться по службе,заявить о себе раскрытием громкого преступления. А если преступление непрогремит - оно тебе неинтересно, и свой высокий профессионализм ты на неготратить не собираешься. Может быть, я и буду работать под твоим руководством.Но уважать тебя я не буду никогда. Подпиши запросы, и я уйду.