поэта —

Всем понятен мой призыв…

А потомки… Пусть потомки.

Исполняя жребий свой

И кляня свои потемки.

Лупят в стену головой!

«Сатирикон», 1908, № 28

Два желания

1.

Жить на вершине голой,

Писать простые сонеты…

И брать от людей из дола

Хлеб, вино и котлеты.

2.

Сжечь корабли и впереди, и сзади.

Лечь на кровать, не глядя ни на что.

Уснуть без снов и, любопытства ради,

Проснуться лет чрез сто.

«Сатирикон», 1909, № 5

Веселая наглость

Русский народ мало трудится.

(Марков 2-й. Съезд дворян)

Ах, сквозь призму

Кретинизма

Гениально прост вопросец:

Наш народ — не богоносец,

А лентяй

И слюнтяй.

В самом деле —

Еле-еле

Ковырять в земле сухой

Старомодною сохой —

Не работа,

А дремота.

У француза —

Кукуруза,

Виноград да лесопилки.

Паровые молотилки.

А у нас —

Лень да квас.

Лежебокам

За уроком

Что бы съездить за границу

К шведам, к немцам или в Ниццу?

Не хотят —

Пьют да спят.

Иль со скуки

Хоть науки

Изучали бы, вороны:

Философию, законы…

Не желают:

Презирают!

Ну, ленивы!

Даже «Нивы»

Не хотят читать, обломы.

С Мережковским незнакомы!!

Только б жрать.

Только б спать.

Но сквозь призму

Кретинизма

Вдруг вопрос родится яркий:

Как у этаких, как Марков,

Нет хвостов

И клыков?

«Сатирикон», 1909, № 9

Честь

Когда раскроется игра —

Как негодуют шулера!

И как кричат о чести

И благородной мести!

«Сатирикон», 1910, № 2

Простые слова

Памяти Чехова

В наши дни трехмесячных успехов

И развязных гениев пера

Ты один, тревожно мудрый Чехов,

С каждым днем нам ближе, чем вчера.

Сам не веришь, но зовешь и будишь.

Разрываешь ямы до конца

И с беспомощной усмешкой тихо судишь

Оскорбивших землю и Отца.

Вот ты жил меж нами, нежный, ясный.

Бесконечно ясный и простой, —

Видел мир наш хмурый и несчастный.

Отравлялся нашей наготой…

И ушел! Но нам больней и хуже:

Много книг, о, слишком много книг!

С каждым днем проклятый круг все уже

И не сбросить «чеховских» вериг…

Ты хоть мог, вскрывая торопливо

Гнойники, — смеяться, плакать, мстить.

Но теперь все вскрыто. Как тоскливо

Видеть, знать, не ждать и молча гнить!

«Сатирикон», 1910, № 4

Приказ

Бумажные бодрители

Трещат из всех щелей:

«Читатели и зрители.

Бодрей, бодрей, бодрей!»

Маститые и «синие»

Журнальные одры —

Все шлют приказ по линии.

Чтоб были все бодры…

Конечно, бодрость — качество

Прекрасное вполне,

Но скорбь ведь не чудачество,

И горе — не во сне.

Ведь хамство все развязнее.

Терпенье все мертвей.

Разгром все безобразнее,

А ветер все правей…

Смешно в лицо голодное.

Чтоб подсластить наш быт.

Орать сто раз бесплодное:

«Будь сыт, будь сыт, будь сыт!»

1913

* * *

Прокуроров было слишком много:

Кто грехов Твоих не осуждал?..

А теперь, когда темна дорога

И гудит-ревет девятый вал,

О Тебе, волнуясь, вспоминаем, —

Это все, что здесь мы сберегли…

И встает былое светлым раем.

Словно детство в солнечной пыли.

Между 1920 и 1923

«Сатирикон»

Над Фонтанкой сизо-серой

В старом добром Петербурге,

В низких комнатках уютных

Расцветал «Сатирикон».

За окном пестрели барки

С белоствольными дровами,

А напротив Двор Апраксин

Впился охрой в небосклон.

В низких комнатках уютных

Было шумно и привольно…

Сумасбродные рисунки