Сам Рузвельт выделял значение того факта, что в Касабланке обсуждались «впервые в истории глобальные события в целом». Политики пересилили себя в суждениях, «союзники», как признает М. Мэтлофф, «получили возможность менять стратегию и выбирать по своему усмотрению время и место для нанесения ударов по противнику»[676]. Но поиск военных решений в русле прежних представлений и опробованных полумер не стопорился.

Объединенный комитет начальников штабов заседал в Касабланке 15 раз. Трижды начальники штабов встречались с президентом и премьером. Договорились о следующем:

1) борьба с подлодками противника в Атлантике приобретает первостепенное значение;

2) накапливаются американские силы в Англии;

3) усиливаются бомбардировки Германии;

4) продолжаются попытки убедить Турцию вступить в войну на стороне союзников;

5) учреждается объединенный штаб по планированию операции через Ла-Манш;

6) по завершении операций в Тунисе производится высадка с Сицилии, чтобы несколько ослабить немецкий нажим на СССР.

Нет нужды чернить позицию США, преуменьшать сложности, с которыми сталкивались американцы, приноравливаясь субъективно и объективно к суровой изнанке войны. Вести борьбу так, как выпало сражаться Советскому Союзу, они не умели, не хотели и не могли. Слишком многое было им чуждо в психологии европейцев, и русской в особенности. Но что нельзя принять безмолвно, так это неистребимую склонность перекладывать трудности на других, легкость в обращении с данным словом, нарушение принимавшихся обязательств подчас по инерции и к своей же невыгоде.

Пример с морскими перевозками весьма нагляден. С середины 1943 года США и Англия взяли ситуацию на морях под контроль. Эффективность противолодочной обороны возросла. Адмирал Леги писал Д. Нельсону: «Не видно, чтобы морские перевозки могли как-то лимитировать наши возможности в 1943 году». А что происходило? Англичане отказывались предоставлять свои суда для перевозок по плану «Болеро». До минимума с начала 1943 года была урезана доставка военных грузов в СССР (за январь-август – 240 тысяч тонн, что не шло ни в какое сравнение с объемами перевозок из США в Англию – 11,7 миллиона тонн в течение 1943 года).

В первой половине 1943 года американцы отправили на четыре основных театра войны 496 844 человека против 527 200 запланированных в Касабланке. Распределение по театрам военных действий выглядело так: для операции «Хаски» (высадка в Сицилии) и военных действий в Северной Африке перевезено 292 385 человек против 184 000 по плану; в южную часть юго-западного района Тихого океана – 121 580 человек против 79 200 по плану; в рамках «Болеро» – 65 830 против плановых 250 000. В мае общее количество американских сухопутных войск, размещенных на Британских островах и в Северной Ирландии, держалось на уровне 59 000 человек, или одной трети от численности в ноябре 1942 года, перед началом операции «Торч». Застой в развертывании авиационных сил США в Англии (58 000 человек в ноябре 1942 года и 66 000 в мае 1943 года). В совокупности это заранее делало невозможным форсирование Ла-Манша в 1943 году. В свете приведенных данных выглядит притянутым за волосы замечание М. Мэтлоффа – не самого конъюнктурного из американских историков: «Большую стратегию лимитировали не войска, а перевозки»[677].

Ограничители восседали в лондонских и вашингтонских кабинетах. Линия на истощение как Германии, так и СССР не прерывалась. В правительстве Черчилля за тесную координацию действий с СССР и открытие второго фронта выступали только Иден, Бивербрук и Крэнкборн (министр по делам колоний и лидер палаты лордов). Вниманию тех, кому российский взгляд на ситуацию военных лет кажется тенденциозным, можно предложить данные министра иностранных дел Турции, сообщенные им по секрету послу Японии в Анкаре в феврале 1943 года. На конференции в Адене, отмечал турок, Черчилль делал акцент на «неизбежность краха Германии и необходимость принятия мер к тому, чтобы воспрепятствовать большевизации Европы». Как воспрепятствовать? Необходимо, вещал Черчилль, создать центральноевропейский блок (Польша, Чехословакия, Венгрия) – в качестве кордона против расширения влияния Советов, вооружить Турцию, отводя ей роль британского аванпоста. А пока, между делом, доносил в Токио японец, продолжать натравливать другие страны на борьбу между собой до полного истощения «друг друга»[678].

Безоговорочная капитуляция как цель – «да», и кто-то должен был преподнести эту капитуляцию Вашингтону в дар. Положение не меняется оттого, что в стратегии превращения «окружения» Германии в новый вид окружения Советского Союза американцы тогда были подпевалами. Не меняется хотя бы потому, что и политические, и военные деятели США знали, какие игры велись вокруг второго фронта и почему.

Маршалл и его коллеги десятки раз докладывали президенту сомнения в отношении «Торча», «Хаски» и прочих «шедевров» британской военной мысли. Аргументы комитета начальников штабов США в пользу ударов непосредственно по Германии и против «булавочных уколов на периферии» перекликались с доводами, что вносила в диалог советская сторона. «В начале 1943 года, – пишет М. Мэтлофф, – когда стратегия союзников (имеются в виду Соединенные Штаты и Англия) в войне с Германией еще не была четко определена, американское военное руководство начало опасаться, что война затянется и что вследствие этого в Европе создастся безвыходное положение». Война на истощение и периферийные действия влекли «серьезное увеличение армии, которую должны были выставить Соединенные Штаты»[679]. Американцы заподозрили Лондон в стремлении истощить также США или брать от союзника непомерно много, заставляя обслуживать британскую политику.

До наступления на Германию Вашингтону предстояло развернуть наступление на Англию, твердо показать Черчиллю, что ему позволено, а что заказано. Могли ли США понудить Лондон заняться делом? В 1943 году – безусловно, но не торопились. Трясина засасывала. Постепенно и американские военные настроились на выжидание. Как заявлял генерал Эмбик, если он, этот год, и не приведет советско-германский конфликт к окончательному исходу, то во всяком случае покажет, в каком направлении конфликт будет развиваться. Вопреки здравому смыслу и собственному признанию, что неверно и вредно полагаться лишь на использование «благоприятных случаев», Соединенные Штаты легли в дрейф. Сугубо потребительский взгляд на советского союзника был общим недругом демократий.

Со второй половины 1942-го и Англия и США зафиксировались на установке, увязли, свыклись с дурно попахивавшим настроем, как угодно, – никакого второго фронта ради отвлечения немецких сил с Восточного фронта в помощь Советскому Союзу не будет. Вторжение во Францию впало в зависимость от «ослабления» Германии, его логика выводилась из снижения боеспособности вермахта до такой степени, чтобы англо-американскому экспедиционному корпусу оставалось войти на континент для марш-парада. Вся основная работа по доведению гитлеровской военной машины до нужных западным державам кондиций возлагалась на СССР.