Из моей умозрительной теории следовал практический вывод, довольно гнусный. Вот какой: дни мои закончатся здесь, у воронки. И очень скоро. «Сатану» не отключить, сейчас я в мертвой зоне, но сделаю хоть сотню шагов в сторону – попаду под облучение. «Автопилот» не даст упасть, но в лучшем случае вернет меня обратно, к воронке. В худшем – я присоединюсь к здешней коллекции трупов людей и животных… Хотя, почему «в худшем»? Не самый плохой вариант, кстати. Умру с приятностью и не зная, что умираю. Лучше, чем сидеть, где сижу, и медленно подыхать с голоду. Решено, попробую вернуться на Светлановский…

Немедленно, чтобы не передумать, я пошагал обратно – к выходу из долины, где расстался с Иваном. Шагал и каждую секунду ждал: сейчас, ну вот сейчас, зазеленеют вокруг тополя и я услышу детский смех…

Ничего. Я шагал и шагал Долиной Смерти, стараясь не наступать на трупы. Получалось не всегда, слишком густо лежали.

Обернулся – расстояние до воронки уже превышало радиус мертвой зоны. Как ни округляй, как ни делай скидки на то, что «Сатана» лежит чуть в стороне – все равно превышало.

Что стряслось-то? Батарейка села? Именно сейчас?

Иван призывно махал рукой. Я пошагал к нему. Отчего-то мне уже не хотелось очутиться на Светлановском.

– Ты зачем убил этих людей?

– Стреляли, – пожал плечами Иван. – И я стрелял. Но я хорошо стреляю.

И впрямь неплохо… Десятка полтора жмуриков, не меньше. В основном мужчины, но есть и пара женщин. Несчастные, в сущности, люди, подумал я. Способные жить лишь на узкой полоске земли, на границе зоны облучения… Уходить, наверное, могли, но всегда возвращались обратно, как завзятый наркоман возвращается к своему продавцу наркотиков.

Моя жалость к паразитировавшим при «Сатане» созданиям испарилась очень быстро. Буквально через сотню шагов, когда мы проходили через их убогий лагерь. Достаточно было взглянуть на колоду для разделки туш. И на то, что на ней лежало.

…Лайза была в сознании. Но не сказал бы, что в чистом и ясном… Пришлось повозиться, пока она соизволила обратить внимание на законного супруга.

– Если бы знал, где я сейчас была… – шептала благоверная. – Если бы ты только знал…

Широко распахнутые зеленые глазищи смотрели сквозь меня куда-то вдаль. Ладно хоть не спрашивает про «Сатану». Потому что ответить нечего.

Но я ошибся. Про «Сатану» Лайза не забыла.

– Ты сделал это… Его больше нет…

– С чего ты взяла?

Ответить она оказалась не в силах… Лишь указала взглядом на свою камеру, лежащую рядом. И потеряла сознание…

Я впервые смог взять в руки эту электронную игрушку. Дульному срезу со слабыми следами нагара, обнаруженному под объективом, не удивился, стоило ожидать.

Но камера Лайзы оказалась не только камерой, совмещенной с пистолетом. На экранчик видоискателя – в том режиме, что был сейчас включен, – должна выдаваться некая информация. Пеленг, насколько я мог судить, и мощность засеченного сигнала…

Пеленг отсутствовал.

Мощность равнялась нулю.

Я все понял. И одновременно не понял ничего. Случается и такое.

Понял, зачем Лайза не расставалась с этой игрушкой, в то время как у Осби и других операторов имелась куда более совершенная аппаратура. Лайза просто пеленговала с разных точек «Сатану», уточняла приблизительно известное местоположение.

И не понял, что стряслось с «Сатаной». В самом деле «сдохли» аккумуляторы? Или выработал ресурс генератор? Именно сейчас, не раньше и не позже? Непонятное совпадение, но мне только на руку. Может, индийские генералы теперь успокоятся… А то ведь могут затеять новый тур той же игры, будут зондировать или бурить ледник, добираясь до модуля, – если, конечно, их приблизительные данные не чересчур уж приблизительны.

Остальных игроков можно не принимать в расчет. Точка, где лежит «Сатана», им неизвестна, а Таймыр велик. Пускай ищут, если больше заняться нечем.

Решено, возьму грех на душу и оставлю супругу в заблуждении. Пусть считает мужа героем.

Через минуту я понял, что неведение Лайзы будет недолгим. Понял, когда осмотрел наконец ее руку. Край самонакладывающегося бинта туго врезался в кожу. А выше него рука чудовищно распухла, став чуть ли не вдвое толще… И была уже не красной – темно-бурой.

Газовая гангрена, причем в крайне быстротечной форме. Пуля, выпущенная Лануа, оказалась непростой… Существует такая поганая химия, ускоряющая некрозные процессы и препятствующая действию антисептических препаратов вообще и антигангренозных в частности. На войне эту гадость применяют очень редко, в основном снайперы, и если снайпер с таким боекомплектом попадает в плен, то умирает на месте, долго и мучительно, – командир обычно крепко зажмуривается и не мешает бойцам…

И что теперь?

Ампутация, произнес чужой и холодный голос у меня в голове.

Я понимал, что другого выхода нет. Но и ампутация даст один шанс из сотни… Штатный врач экспедиции погиб на «Стреле», с ним кануло и все его медицинское хозяйство. Ампутировать придется или мне, или другому дилетанту. Подручным инструментом и в походных условиях, без общей анестезии. Один шанс из сотни? Да нет, пожалуй, из тысячи…

О госпитале или больнице нечего и мечтать. Даже если Эфенди вызвал помощь немедленно после гибели дирижабля, когда она сюда доберется, из всех врачей потребуется лишь патологоанатом…

– Больная рука, – констатировал Иван очевидное. – Сильно больная. Лечить надо. Не то отрезать придется.

Я лишь вздохнул. А то сам не знаю…

– Что сидишь? Вставай, за плечи бери. Я за ноги возьму.

– Зачем? – вяло откликнулся я.

– В палатку понесем. Лечить буду. Хорошая женщина. Надо вылечить. Детей тебе родит.

Лечить? Попробуй, хуже не станет… Потому что хуже некуда. А я все-таки сгоняю в лагерь, посмотрю, может, найдутся хоть какие-то инструменты. И люди, лучше меня сведущие в медицине. Тащить к берегу Лайзу нельзя, придется оперировать здесь.

Иван против моего возвращения в лагерь возражать не стал.

– Иди. И покушать поищи. Женщина поправится, будет кушать просить. Чем кормить будешь?

Оптимист… Я бы очень хотел поверить Ивану. Но не мог. Слишком много видел в своей жизни гангренозных ран.

Мимо пронеслось звено реактивных Ме-382. Пилоты не обратили на вертолет внимания. Возможно, сочли тихоходную цель не представляющей никакой угрозы. Или посчитали, что здесь проходят испытания своей же, но глубоко засекреченной техники.

Хасан Бен-Захр на «мессершмитты» тоже не отвлекался. Он знал, что должен сделать, знал еще во время первого полета сюда. Но тогда не вовремя вмешался автопилот. Сейчас он отключен. Штурвал у Хасана, и не помешает никто.

Город внизу пылал, подожженный снарядами катапульт и зажигательными бомбами «дорадо». Город был взят в клещи, с хрустом сжимавшиеся. Но город пока держался.