Крестоносцы Жофруа де Буйонна уже рубились на стенах, рыцари Раймунда прорвались через Яффские ворота и угодили сразу же за ними в жесточайшую мясорубку. Легионеры дрались во дворе пылавшего Храма – и ярость пламени меркла перед яростью нападавших и оборонявшихся.

И все же город мог отбиться и устоять. Мог бы… Но с востока, под прикрытием Масличной горы, подходил XIX танковый корпус СС и готовился к атаке с марша. Тяжелые танковые батальоны Pz-VIII уже выходили на ударные позиции, а слева, прикрывая им фланг, разворачивалась в боевой порядок 47-я ваффен-гренадерская дивизия СС «Алджихад».

Остальные части были на подходе, заполонив Амманскую дорогу.

С них-то Хасан и начал. Вертолет пронесся на бреющем над бесконечной колонной – танки, тентованые грузовики, бронетранспортеры, тягачи с орудиями, – поливая ее огнем и смертью. С ревом вырывались из пеналов «Кадеты», шестистволки чертили свой смертельный пунктир по машинам и людям.

Сопротивления никто не оказывал. Хотя на некоторых «Королевских тиграх» стояли крупнокалиберные зенитные пулеметы, а на «Императорских» – реактивные зенитные установки, хватало и других средств ПВО ближнего боя. Но атаки с воздуха здесь не ждали…

Позади что-то горело, что-то взрывалось, но Хасан не смотрел назад. Потому что оседлавшие Масличную гору «кайзертайгеры» уже направили тяжелые хоботы орудий на город.

Он проутюжил гребень раз, и второй, и третий – уже для страховки и проверки, не обращая внимания на людей, покидающих чадно горящие танки.

Хасан не удивлялся тому, что у него не заканчиваются «Кадеты», что боезапас шестистволок кажется бесконечным. Он даже не задумывался об этом. Он спешил к Храму и знал, что там будет труднее, что работать придется ювелирно…

Хасан не оборачивался и не видел, как за его спиной, у ведущей в десантный отсек двери, пытается подняться на ноги человек с залитым кровью лицом. Не то Абдулла-хаджи, не то сержант Багиров…

Смотрел только вперед – туда, на Храм – и видел, как все началось. Как вспыхнула ослепительная, режущая глаз огненная точка, как мгновенно вздулась исполинским огненным шаром, засасывающим и небо, и землю, и город, и весь мир…

Он понял, что видит. После сожженного Гавра, после Бристоля трудно было не понять… Он видел всё и понял всё, но не хотел принимать увиденное и верить своему пониманию. Он закричал, истошно, оглушительно, как не кричал никогда в жизни. Казалось, его голова не выдержит, взорвется от этого крика, и не станет только его, Хасана, а мир и город останутся прежними.

Все получилось наоборот. Он был. А города не стало. И мира тоже.

Хасан Бен-Захр замолчал. И направил вертолет в то единственное, что осталось, что маячило перед ним в беспощадной и абсолютной пустоте, – в самый центр ядерного гриба.

Багиров-хаджи с третьей попытки встал на ноги. Он даже сумел с грехом пополам прийти к некому консенсусу, к странному симбиозу двух личностей… И навел «дыродел Солнца» на затылок сидевшего за штурвалом человека. Больше он не успел ничего – вертолет на полной скорости врезался в крутой, почти отвесный склон Бырранги.

Наш лагерь был разгромлен и уничтожен. Лагеря как такового не осталось.

Казалось, что по берегу и прямо по многочисленным палаткам не так давно гонялась стая взбесившихся асфальтовых катков. Гонялась за бульдозером. Тоже взбесившимся.

Ни одной целой палатки. И ни одной поврежденной, но все же устоявшей. Ни одного человека.

Террасу, насколько я мог видеть, тоже не миновала эпидемия разрушений. И над всем раздраем и разгромом издевательски торчала целенькая и новенькая причальная мачта.

«Да что же тут произошло, пока меня не было? Сходил на подвиг, называется…»

На самой границе воды и суши лежало НЕЧТО, способное дать если не ответ на мой вопрос, то хотя бы пищу для размышлений. Но размышлять хотелось где-нибудь в сторонке – выглядело нечто как труп колоссальных размеров, гниющий настолько давно, что полностью утратил первоначальную форму. Запах стоял соответствующий.

Но я все-таки подошел… На стегоцефала эта куча падали никоим образом не походила. На лабиринтодонта тоже. Профессор Птикошон дал маху.

– Ну здравствуй, Бдыр-Барус… – прогнусавил я, двумя пальцами зажимая нос.

Рядом, среди потеков гноя, сочащегося из туши, лежало ружье. Шикарное – гравировки, инкрустации. Но я не присматривался к оружию. Потому что около него лежала рука. Левая, отделенная от тела в районе запястья. Откушенная…

На безымянном пальце поблескивал знакомый перстень. Великий Охотник все-таки угрохал свою чучундру, но эта охота стала для него последней. Прощайте, Эфенди…

Заодно можно попрощаться с клиникой Фонда Вальдсхаймера. Прощай, клиника… Жаль, что наше знакомство не состоялось.

Хотя не факт, что мы познакомились бы и при других раскладах. Сдавать Хасану найденную «змею», проще говоря – Лайзу, я не собирался. А пулеметчик Джафар на премию не тянет. Эфенди и Хасану он служил верно, лишь со мной имел старые счеты.

Однако прав Иван, надо бы посмотреть, чем тут можно разжиться из продуктов и других полезных вещей. За Эфенди спасательная экспедиция прискакала бы со всей возможной скоростью. А вот после его смерти лучше смотреть на вещи реально. И запасаться продуктами.

Я начал поиски. И быстро разочаровался – полное впечатление, что в районе складских палаток буйство дорожной техники происходило с особым размахом. Там не просто не осталось целых ящиков, но даже консервные банки были раздавлены в блин, содержимое выдавлено… Что уж говорить о продуктах с менее прочной упаковкой.

Пришлось продолжить поиски по всей территории лагеря. Не совсем безрезультатные, полтора десятка банок я за час наковырял, еще кое-что по мелочи.

Трупы тоже попадались. Морис, которого я опознал только по волосам соломенного цвета. Один из охранников, целый и невредимый, если не брать в расчет сломанные шейные позвонки. Этнограф Гусев….

Нашелся и генавр Зог – его тело могло послужить дополнением к останкам Эфенди, поскольку у гиганта отсутствовала как раз левая рука и как раз ниже запястья… После такой находки не стоило и надеяться отыскать чемодан-сейф (каюсь, имелась такая грешная мыслишка).

Необследованных палаток оставалось все меньше. Я решил обыскать все. Трофеи трофеями, но неплохо бы понять, кто остался в живых и бродит где-то по окрестным горам.

И тут я увидел Ивана. Он двигался мне навстречу с другой стороны лагеря и занимался тем же самым: осматривал разрушенные палатки. Даже преуспел больше меня – вон, вытащил из разбросанных полотнищ целый и невредимый ящик, мне такие находки не попадались. Хотя неудивительно, та сторона выглядела чуть менее пострадавшей.

Я бросил взгляд на озеро. Второй лодки не видно, лишь та, что привезла меня.

Но спешил я к Ивану не затем, чтобы выспросить, каким коротким путем он сюда добрался. Почему он вообще здесь? Оставшись врачевать Лайзу – здесь?!