Вилсон визгливо заорал:

– Не двигаться, идиот. Don’t move, butthead!

Я автоматически поднял руки еще выше над головой, чтобы случайно не задеть ощупывающего меня охранника.

– Ты что, совсем выжил из ума? Фамилия, номер? – спросил он, отступив на шаг.

Я слегка повернул голову в его сторону и ответил:

– Трахтенберг, номер 24972-050.

– Немедленно перестать двигаться! Ты, наверное, хотел напасть на офицера?

– Абсолютно нет, сэр! – четко ответил я, поражаясь кретинизму Вилсона.

Поскольку место моего обыска находилось в полуметре от рабочего стола, я абсолютно на автомате положил на него зажатые в руке книжки. Руки вернулись в исходную позицию на уровне плеч.

Вся операция заняла не больше пяти секунд. Мне хотелось показать солдафону, что никакого «оружия» при мне нет и что я абсолютно белый и пушистый голубь мира.

Вилсон закричал опять:

– Идиот, кретин, засранец! Делай, что я приказал! Ты издеваешься надо мной?

К этому моменту я окончательно запутался в его командах.

Из-за какой-то ерунды, раздутой до уровня «невыполнения прямых указаний офицера», идти в карцер мне не хотелось. Я не понимал, что от меня хотят и поэтому сделал пол-оборота в его сторону. Ноги оставались на месте, руки – над головой. Мне хотелось увидеть, не покажет ли герр офицерен жестами, что именно я должен сделать.

К сожалению, ситуация по-прежнему оставалась туманной.

– Вы хотите, чтобы я опять взял книги в руки?

– Откуда ты только взялся, такой безмозглый… Да! Да! Да! Все, как было в самом начале!

Я медленно опустил руки и потянулся к столу за злополучными книжками. В следующую секунду бумажные гантели опять были у меня в руках.

– Все, ты меня достал! Руки за спину! – приказал садист из тюремной школы.

Я вновь положил злополучные книги на стол и привычно прижал руки за спиной «запястье к запястью». Эту неприятную процедуру я знал назубок и выполнял автоматически.

Раздался щелчок…

Вилсон и закованная в холодные наручники жертва молча покинули «библиотеку досуга». Торжественно и минорно, как на похоронах главного чучхеиста Ким Ир Сена.

Мы поднялись на второй этаж в пещеру Чудовища.

Легавый учитель сел за большой стол. Я, как и предписано, остался стоять. Точно на знаменитой картине Иогансона «Допрос коммуниста».

– Тааак, сейчас мы проверим, кто ты такой, – злорадно сказал Вилсон, набирая на клавиатуре мой персональный «номер заключенного». – Вижу, вижу… Высокая степень опасности для общества… Ну, ты, парень, попался! Попытка нападения на офицера охраны. Невыполнение прямого приказа… Ты понимаешь, чем это пахнет?

– Yes, sir! – по-армейски отчеканил я, в целях самообороны переходя на ломаный английский a la Элиза Дулиттл. С такими, как он, спорить и что-то доказывать категорически запрещалось. – Я не понимать начало, офисер! Моя английский есть плохо! Please… Я хотеть помогать офисер обыскивать…

– Ладно, может, ты и не плохой парень… Давай с тобой договоримся по-хорошему, без ненужных проблем. Ты же в «дырку» не хочешь?

– Нет, офисер! – весьма понятливо ответил я.

Интересно, попытается ли он завербовать меня в местные осведомители?

После обвинения во всех антисоветских тяжких подобную тактику когда-то применял ко мне воронежский КГБ за общение с иностранцами и посещение сионистских квартирников.

– Ну ладно, даю тебе испытательный срок. Вернешься на работу… Но ты должен мне помогать, Трахтенберг… Если узнаешь, что кто-то прячет в библиотеке мобильники, наркотики или сигареты – немедленно доложить! Понял? И еще – о нашем разговоре никому ни слова. To nobody![374]

Я понял, что опять пришла пора выбирать «с кем вы, мастера культуры». До сего момента в стукачестве я замаран не был, несмотря на прокурорские обещания манны небесной. Стать «крысой» в тюрьме тоже не входило в мои ближайшие планы.

З/к номер 24972-050 поднял забрало:

– Офисер, вы просить – я не могу делать! Sorry, офисер… No speak English.

В глубине души я уже прикидывал свои потенциальные жалобы по инстанциям и «разборы полетов» с тюремным судьей: «Попрошу Рикки и Тима быть свидетелями. Пусть подтвердят, что никакого нападения не было и в помине. Что все это – плод больного воображения…»

Глаза садиста снова налились кровью и по-китайски сузились. Он явно не ожидал сопротивления, ведь по виду на гангстера я явно не тянул.

– Ну, хорошо (well, well, well…), – процедил он. – Я лично буду контролировать твою работу. Лично! Я тебе не мистер Смит. You’ll see[375]…

Он вскочил с вращающегося кресла и зашел мне за спину. Я почувствовал, что руки опять свободны.

– Thank you, sir, – без эмоций произнес я, до конца не веря в свое чудесное освобождения. – Я могу идти?

– Да, – прошипел он, открывая пинком дверь своего кабинета, – чтобы я тебя не видел! Get lost!!![376]

…В мгновение ока я оказался внизу и уже рассказывал окружившим меня Тиму и Рикки, что произошло.

Оказалось, что идиот Вилсон проделывал подобное почти со всеми, кто имел счастье трудиться с ним по соседству в отделе образования и досуга.

C того дня во время дежурств Держиморды мы выполняли все тюремные предписания и библиотечные инструкции. Посторонние в подсобку не допускались, а посетителей просили снять форменные оранжевые шапчонки и бейсболки.

Тем не менее, несмотря на злобствующего Вилсона, мне нравилась моя новая работа. Во-первых, она отличалась от рабства в тюремной столовой. Во-вторых, я был в знакомой с детства обстановке. В-третьих, я мог общаться с более-менее «нормальной» публикой, у которой уровень IQ отличался от отрицательного…

Читателей в Форте-Фикс было мало – процентов пятнадцать – двадцать от общезэковской популяции. Поэтому фонды библиотеки с трудом, но умещались в зарешеченной комнате десять на десять метров.

Расставляя книги по полкам, я часто вспоминал библиотеки детства и юности, где меня всегда принимали за своего. В стародавние времена я состоял в читательских советах нескольких воронежских библиотек, за что получал поблажки и списанные книги…

Никакой оргтехники, а тем более компьютера в библиотеке Форта-Фикс не было и в помине. Научная организация труда основывалась на допотопных читательских формулярах и бумажных каталогах.

В углу зала возвышался шкаф на тонких высоких ножках – «общий каталог фондов». Я радостно перебирал карточки с описанием той или иной книги. Навыки, полученные юным Левой в Воронежской фундаментальной научной библиотеке имени Ивана Саввича Никитина, спустя десятилетия пригодились в американской тюрьме.