Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– По его документам в мотеле жил литератор Пафнутий. А сам он гулял в это время по Москве. И подготовил ликвидацию Марло и многое другое.
– А вчера в «Шереметьево»?
– Разумеется, вы прежде всего позвонили туда, и вам ответили, что, по их данным, О’Брайен прилетел в Москву только вчера.
– Так и было.
– А вчера прилетел Пафнутий. С документами О’Брайена. И через тридцать минут у них встреча. И она может кончиться еще одним трупом. А может, и не одним. Вместе с Пафнутием, не подозревая об опасности О’Брайена-Блэквуда, на встречу идет и литератор Герб.
– Подождите. Я иду с вами.
– Нет. Вы ждите его здесь. Если он что-то заподозрит и не придет на встречу, то обязательно появится здесь. А я… мне бы только с ним повстречаться. Мне там помощь будет не нужна.
Генерал Харт умел разбираться в людях. Поэтому он поверил Алексу, что тот обойдется без подкреплений.
Найти и взять за хобот. И неважно, сколько у того будет стволов или ножей в его потайных вонючих карманах.
Если же говорить профессионально, то предстоит задержание особо опасного и предотвращение новых убийств. Но я не профессионал. Я – джокер. Шутник. Последняя ставка. Последняя карта. Последняя попытка людей договориться между собой.
Он вошел в парадное высотного дома на площади Восстания, как раз напротив той площадки, «где собачки лают».
На лифте поднялся до двенадцатого этажа и вышел на площадку, «там, где спросили прикурить».
«И минус пять. И понимай, как знаешь».
Алекс понял так.
Из-за плеча раздался вкрадчивый голос: «Виталий Емельянович Карнаухов. Не позабыли?»
Карнаух взял его под руку и повел по коридору, по мраморному полу, застеленному красной ковровой дорожкой.
Остановился перед дверью с номером двенадцать и толкнул дверь. Они вошли в почти пустую комнату, если не считать низкую широкую кровать и стоящий прямо на полу телевизор с выпуклым овальным, как иллюминатор, экраном.
– Вот здесь он его и держал.
– Что значит, держал?
– Ну, не насильно, конечно. А по уговору. Я деталей не знаю, это уж сам у американца спросишь, когда задержишь его. Но он как-то обманул Марло, и они договорились действовать вместе.
– Ты приходил, что ли, к ним сюда?
– Да. Я у них вроде как за прислугу был. Приносил продукты, выпивку, то, другое.
– Чем они тут занимались? Почему Марло целую неделю не возвращался к себе на квартиру?
– Они распустили на площади слух, что Марло убили. Ясно, что он не мог в это время появляться у себя дома.
– Зачем это было сделано?
– Ждали, что кто-то объявится и что-то предпримет. Похоже, парень, что ждали тебя.
– Я бы, конечно, что-нибудь сделал, но меня как раз всю эту неделю не было в Москве. Следовательно, я не появлялся в пивной и в сквере и не мог ничего этого услышать.
– Поэтому вся эта их чушь ничего и не дала. Они искали кого-то, но не знали, что это ты.
– Хорошо. Об этом я подробнее поговорю лично с американцем. А сейчас речь идет о Гербе и Пафнутии. Ты же ведь знаешь их по Смоляге?
– Как не знать? Клевые мэны. Они что, тоже завязли?
– У них здесь свидание с этим американцем, с майором. Как ты думаешь, он встретится с ними именно здесь?
Карнаух явно с трудом расставался с любыми сведениями, относящимися к «эксплуатации высотных зданий», но вчерашние потрясения, похоже, размягчили его крутизну до основания.
– Всему здесь есть свой дубль. Здание симметрично.
Алекс понял, что время уходит, а ему грозит услышать еще одну лекцию о четвертом измерении московской архитектуры.
– Тебе что, ребят не жаль? К тому же не забудь, у тебя рыло в пуху. Если сейчас их не спасем… Это последний шанс, понимаешь?
– Я все говорю путем. А ты не слушаешь.
– Говори.
– Мы с тобой на двенадцатом этаже восточного крыла. В двенадцатом номере. Так? Значит, в западном крыле имеется точно такое же помещение. Допустим, под номером двенадцать А.
– А почему ты решил, что он назначил им встречу именно в том крыле, а не в этом?
– Да именно потому, что это помещение засвечено. Я его засветил, понимаешь? А я еще жив. Ему меня пока найти и убить не удалось. А в то крыло, он считает, я побоюсь проникнуть.
Алекс, почти уже не слушая, ринулся вон из комнаты и далее по коридору к лифтам.
– Да подожди ты… – еле поспевал за ним Карнаух. – Куда без меня? Как слепой же…
Толмачев понимал, что проиграл. Но предстояло еще уточнить размеры проигрыша и – заодно уж! – форму оплаты.
Что он может предложить президенту? Вагон с долларами все еще оцеплен его людьми. И это, пожалуй, все, чем он может похвастать. И этого может не стать в любой момент. А по остальной Москве игра пошла сплошь провальная.
Круглый отступился и не выходит на связь. Блэквуд, как нырнул в столичную ночь, так до сих пор и не вынырнул.
Генерал набрал номер американца.
– Мне нужен мистер О’Брайен.
– Мне тоже. Но его здесь нет. И я не знаю, где он.
– Говорит генерал Толмачев. Что вы мне можете сказать?
– Если вас это интересует, то меня зовут Чарльз Харт. Думаю, вам понятны мои полномочия и информированность.
– Да, конечно. Говорите же!
– Часов через двенадцать, мистер Толмачев, в Москву прилетает Грегори Линч, гражданин Соединенных Штатов. И он непременно постарается встретиться с вами и задать вам несколько вопросов. Относительно одной, сравнительно уже давней, истории. Об обстоятельствах гибели его отца, сенатора Джерри Линча.
– Почему мне, Харт?
– Потому что это сделали вы, генерал. Вы и Блэквуд, которого вы называете О’Брайеном.
– Кто может это утверждать? Разве вам не известно, Харт, что таких людей не существует?
– Просто людей – да, не существует. Ваша корпорация, которую до сегодняшнего дня номинально возглавляет Моргенштерн, уничтожила всех, даже косвенных свидетелей.
– Не знаю никакого Моргенштерна. Но, даже если это так, вы же сами согласны, что все, кто мог что-то видеть, были ликвидированы. О чем же вы тогда болтаете?
– О Джокере, генерал. Он был там и видел все с расстояния не более нескольких десятков метров.
– И столько лет молчал? А теперь вдруг узнал меня и Блэквуда? Какая чушь!
– Представьте, узнал, Блэквуда – по фразе, которую тот зачем-то выкрикивает, когда непосредственно идет убивать. Вас – по одной вашей старой фотографии, на которой вы гораздо моложе, чем сейчас. Вопросы есть? Соберитесь с духом, генерал. Кажется, это все, что вы можете сделать.