И сцена произошла. Даже, можно сказать, разыгралась.

Мгновенно.

Вот только профессионалов в ней оказалось не двое. А лишь один.

Когда они подошли, наконец, к площадке западного лифта, то попали в эпиценр строительно-реставрационных работ. Гранитный цоколь, который опоясывал здание по внешнему периметру, оказывается, не прерывался и здесь, внутри. В данный момент на некоторых участках гранитные плиты были сняты. То ли они потрескались сами по себе, то ли их внешний вид был изуродован некими вандалами. Но, видно, их решили частично заменить на другие, частично заново отшлифовать и поставить на прежнее место. А по такому случаю можно было, конечно, профилактически укрепить и бетонную начинку, скрывающуюся под гранитной облицовкой.

Работяги этим и занимались. Носилки, лопаты, ломы, которыми шуровали внутри старой и теперь, судя по всему, частично просевшей и местами рассыпающейся окаменелости.

Герб подивился атлетическому сложению работяг и напряженной сосредоточенности, с которой они работали. Не слышно было шуточек, балагурства, не мелькали улыбочки или хотя бы обычные на таких работах матюги, просьбы прикурить и тому подобное. Так работают только «спецработяги».

Сверху уже раздавалось гудение шедшего вниз лифта.

Внимание Герба привлек необычный металлический блеск новой партии бетона в огромном лотке, спущенном на тросах прямо около развороченного цокольного угла. Он опустил руку и захватил на ладонь небольшую порцию странного бетона. Поднял ладонь к лицу и растирая «песочек», поднес его к самым глазам.

Песочек был золотым.

– И вот так, почитай, круглый год, – бубнил за плечом Карнаух. – И вот укрепляют… как будто при Усатом строить не умели. И меняют, и меняют… Вот куда денежки-то вбухивают. И ты что, думаешь, это только здесь? Такая же бурда с цокольными этажами по всем пяти высоткам идет. Ясное дело, деньги на ремонт спущены, вот и надо осваивать, хочешь не хочешь.

Гербу было ясно совсем другое: в фундаменты, в начинку цокольных этажей высотных зданий Москвы в течение года укладывался бетон, на половину или на треть смешанный с золотым песком.

Кто бы не осуществлял этот проект, он тем самым сохранял золото от возможного его перемещения за пределы страны, так сказать, закреплял его за территорией. Расположенное таким образом золото оказывалось теперь как бы неразрывно сцементированным с центром, или с самим сердцем Москвы. И, значит, при любых политических потрясениях оно могло менять хозяев только номинально, то есть на бумаге, и до следующего переворота. А физически оно оставалось бы на месте и продолжало бы ждать своего часа. Когда его востребовали бы постоянные, а не временные его хозяева, которые, без сомнения, являлись и настоящими хозяевами «Дирекции по эксплуатации высотных зданий и сооружений».

Что же заставило перемещать такие, в полном смысле слова мировые, сокровища, в течение года? Откуда их потребовалось срочно эвакуировать?

А что произошло за последний год, какая территория или географическое направление оказалось под угрозой?

События в Чечне.

Значит, золото хранилось где-то в районе Кавказского хребта. А теперь пришло время положить его к подножию московского Кремля.

Состоялся трансатлантический разговор президентов России и Соединенных Штатов. Десять миллиардов в вагоне на Курском вокзале были настоящими.

Но они были «заражены», и при этом в неустановленной пропорции, тайным знаком, проявляющимся только при вращении купюры на специальном аппарате.

Следы вели в святая святых, в то место, где чеканилась «Мировая Монета». Поэтому до проведения полного расследования и чистки среди работников, заподозренных в участии в этой акции, зараженные деньги следовало просто уничтожить. Тем более, что это не наносило ущерба экономике Соединенных Штатов на десять миллиардов, как могло показаться.

Эту пачку денег, толщиной с вагон, можно было безболезненно уничтожить, а потом напечатать точно такую же, так как это были купюры новой серии. То есть, у населения сотенных с таким номером серии еще не было.

Президент России сказал, что он понимает опасения, связанные с подрывом доверия к мировой валюте, и находит вариант уничтожения вагона вполне разумным.

Но одновременно было подчеркнуто, что этой акцией, равно как и деятельностью трастовой компании «Глоб Экспресс», был не только нанесен огромный материальный и еще больший моральный ущерб. На какой-то, пусть даже краткий, момент создалась реальная угроза безопасности государства и общества. Президент Соединенных Штатов согласился с такой оценкой событий в Москве. Он уже знал, что она соответствует действительности. Поэтому было решено всю уничтожаемую в Москве по доброй воле российского руководства сумму вернуть России снова, как компенсацию, в течение двадцати лет. То есть, по пятьсот миллионов в год.

В том, что ему удастся обосновать перед Конгрессом эти выплаты, президент Соединенных Штатов не сомневался.

В афере была замешана часть американского истеблишмента, крупные брокеры Нью-Йоркской Фондовой биржи, а также некоторые руководящие сотрудники Разведывательного сообщества в отставке. Таким образом, речь шла о сохранении лица мировой державы.

Закончив этот разговор, президент России вызвал к себе помощника и протянул ему записку на так называемом президентском бланке: «Груз – распылить. Исполнители – те же, кто охраняет. Довести до среднего командного состава о переподчинении генералу Воронову».

Помощник чуть заколебался, но потом все-таки дописал еще одну строку и снова положил записку перед президентом.

Президент прочел: «Обоснование переподчинения для сред. ком. состава?»

И ответил через дефис: «Трагическая гибель генерала Толмачева. При исполнении служебных обязанностей».

Алекс и Карнаухов толкнули дверь, которая оказалась незапертой, и вошли в номер 12-А.

И тут же они поняли, что опоздали.

В нише около умывальника стоял, привалившись спиной к стене, окровавленный литератор Герб, как бы обнимая за плечи, а вернее, удерживая на ногах литератора Пафнутия.

Пафнутия тут же осторожно уложили на пол, освободив, таким образом, Герба от его страшной ноши.

Хотя Герб и оказался абсолютно невредим, а кровь на нем была не его, а Пафнутия, все-таки охотник за детективными сюжетами находился в настоящем шоке.

– Я… вот тут стоял… за шторкой. Мы думали… интересно, как он поведет дело с Пафнутием. Все-таки настоящий шпион, разведчик, или как его там? Видишь, Алекс, какие дела, нам и стало интересно. А тот и говорить ничего не стал. Как вошел, Пафнутий ему только начал чего-то заправлять, в смысле, что я вам ваши документы отдал, а теперь, мол, мои гоните. А тот только как будто бы удивился. Мол, я не против, но зачем они вам? Или, как же это он сказал? Зачем они теперь вам? Ну да, именно теперь. А потом сразу как развернулся и ка-ак врезал Пафнутию. Пафнутий на шторку и повалился. А за шторкой я. Он бы добил, Алекс. Он пошел на него добивать. Но тут увидел меня. Он не знал, что я тоже литератор. Ну, то есть, что у меня нет оружия. Иначе он бы добил нас обоих. Это так, Алекс. Я видел его лицо, это зверь.