— Конечно, так это, — вяло проговорил следователь. На лице его была написана явная жалость, что приходится отпускать такого человека.

— Кроме Козлова, — начальник розыска встал, — есть у нас всего один свидетель, пилот вертолета Акимов. Сейчас я его вызову.

В кабинет вошел совсем молодой парень в летной форме с двумя нашивками на погонах.

— Садись, Акимов, — сказал начальник розыска, — поведай нам о делах твоих скорбных.

— Так я уже рассказывал, товарищ полковник.

— Ты не мне, ты товарищу из Москвы всю эту историю подробненько живописуй.

Акимов вздохнул, достал сигарету, чиркнул спичкой.

— Я к лесоустроителям прикомандирован был. Машина в Листвянке стояла. Второго пилота пока не было, у нас в отряде народу не хватает. В тот день меня в Иркутск вызвали. Дело сделал, в ресторан «Селенга» заехал.

— Пьете? — спросил Логунов.

— Только пиво. Взял графин пива, поесть. Тут они ко мне и присели. Трое их было, один все смеялся, мол, коллеги мы, он тоже вертолетчик с Афгана. Зовут Саша, в Москве на Патриарших живет.

— Погодите, Акимов, — перебил его Логунов, — я читал ваши показания, скажите, вы не заметили каких-то особых примет?

Пилот задумался, потом покачал головой:

— Нет.

— Ну а дальше?

— Они меня пивом угостили. Потом я засоловел сильно. Все потекло, размылось. Очнулся в больнице.

— Они ему клофелина большую порцию влили в пиво, а потом, бесчувственного, сбросили в Байкал, раздев предварительно. Тебе, Акимов, повезло, что ты к браконьерам в сеть попал, — сказал следователь прокуратуры.

— Как в сеть? — удивился Логунов.

— А очень просто. В этот момент два умельца сеть тянули, ну и прихватили бедолагу. Откачали да в больницу. — Начальник угрозыска засмеялся. — Иди, страдалец, чини свой вертолет.

Пилот встал, пошел к выходу. Внезапно у дверей он остановился, повернулся резко.

— Товарищ полковник, вспомнил, у этого Саши на левой кисти татуировка, три звездочки, как на погонах у старшего лейтенанта.

Серый остановил машину у самого въезда в гаражный город. Оглянулся назад. Витю Кола била дрожь.

— Ну ты и дерьмо. Не бойся, человека кончить легче, чем кошку. Ту жалеешь: пушистая, добрая. А человек дрянь, грязь, сволочь. Да не трясись ты так. Вовик, засучи ему рукав.

Вовик ловко стянул с Кола куртку, начал закатывать рубашку.

— На жгут. — Серый протянул Вовику резиновый шланг.

Вовик перетянул Витькину руку.

— Давай кулак.

Кол несколько раз сжал кулак.

На руке отчетливо выступила вена.

Серый передал Вовику шприц, тот умело вогнал иглу, нажал на рычажок.

Кол блаженно зажмурился, чувствуя, как приходит сладостный покой.

Сегодня у Женьки Звонкова заказов не было. Свободный был вечер. И решил он еще лучше отладить свою цветомузыку. Звонков любил джаз. Настоящий, без подмеса. Гленна Миллера любил, Бенни Гудмена, Френсиса Аля.

Вот и сейчас билась в цветовой гамме мелодия из «Серенады солнечной долины».

Очень хотелось Звонкову найти такое соотношение цвета и музыки, чтобы в такт мелодии нежно менялась цветовая гамма.

Загремела канистра у входа.

Женька обернулся. В дверях стоял Кол.

— А, Витек, ты, видать, опять врезал.

— Врезал… Врезал… Врезал… — запел в такт музыке Кол и пошел к Женьке.

Глаза у него были пусты и бессмысленны, по лицу бродила смазанная улыбка.

Он, проходя мимо установки, повернул до отказа рычаг громкости.

Звонко и радостно запела над гаражом труба.

— Кол! — Женька пытался перекричать музыку. — Кол!

А Витя, пританцовывая, оказался у него за спиной.

Внезапно он сгибом руки обхватил его голову и полоснул ножом по горлу.

Потом, бессмысленно улыбаясь и подпевая знаменитым трубачам и саксофонистам Гленна Миллера, еще несколько раз ударил и, оставив нож в теле, вышел из гаража.

Вова и Серый подхватили его, втолкнули в машину.

Ревела над гаражным городом музыка, бешено метались синие, зеленые, желтые, красные всполохи огня.

Серый остановил машину у сторожки. Они затащили Кола внутрь, уложили на топчан.

— Кайфа дай, Серый, кайфа.

— Сейчас, Витя, сейчас.

Вовик умело закатал рукав, перетянул руку жгутом. Кол ожидал кайфа, бессмысленно улыбаясь и напевая что-то.

— Сейчас, Витя, сейчас.

Вовик достал большой шприц, полный мутноватой маслянистой жидкости, и ввел иглу в вену Кола.

Витя блаженно зажмурился, закрыл глаза и вытянулся на топчане, устраиваясь поудобнее.

— Все, Серый. — Вовик спрятал шприц в кейс. — Он поехал к своим далеким предкам.

— Сколько ему еще жить?

— Минут десять. Отравление наркотиками.

— Поехали.

Билась над гаражным городом цветомузыка. В разноцветных всполохах гаражи напоминали элементы космического ландшафта.

Гремела музыка, дергался свет, и в разных концах этого города лежали двое убитых.

— Открывайте, — сказал Игорь врачу.

— Ну как хотите, я вас предупреждал.

— Открывайте.

Врач надавил на ручку, выдвинул носилки. Корнеев подошел, поднял покрывало.

Он смотрел всего несколько секунд, но они показались ему часами.

Врач посмотрел на него внимательно и сказал:

— Хватит. Я же предупреждал вас. Нельзя на вашей службе так расстраиваться…

— Это был мой очень близкий друг.

— Извините.

Игорь повернулся и пошел к дверям.

— Подождите! — крикнул ему в спину врач.

Но Игорь не остановился, ему хотелось как можно быстрее уйти из морга.

На улице его ждал Ковалев.

— Его убил Кол, Игорь Дмитриевич, наширялся наркотиками и убил. А потом сам умер от отравления.

— Его убил я, Ковалев, понимаешь, я.

— Вы же в Дагомысе были.

— Я его убил. — Игорь пошел сквозь чахлый больничный сквер, мимо людей в халатах чудовищного цвета и мимо женщин с кошелками, мимо равнодушных, привыкших ко всему врачей.

Он шел по улице, не замечая людей, словно пьяный. Резко, со свистом затормозила машина.

— Ты, сука, алкаш поганый! — выскочил из кабины водитель. — Жить надоело — в Москву-реку прыгни, а людей под срок не подставляй!