Подобные набеги особистов с целью беспощадного уничтожения в прокурорском корпусе всех, кто только помыслить посмеет о соблюдении «социалистической законности», неумолимо вели к значительному опустошению рядов военных прокуроров. По некоторым данным, в СибВО после ареста военного прокурора П. Нелидова и других работников остался один помощник прокурора, которому надлежало «изучить» около 500 дел. В Красноярском гарнизоне надзор за краевым УНКВД «осуществлял» красноармеец Ериков. В Новосибирске обязанности военного прокурора исполнял только что назначенный интендант 2-го ранга, а следователя прокуратуры – красноармеец398.

Наверное, правильно говорят, что последней умирает надежда. И у многих сотен тысяч людей, брошенных в застенки НКВД и на собственной шкуре испытавших полную свою беззащитность от беспредела всемогущих «чекистов», все еще теплилась надежда на прокуратуру Союза. Как же, она ведь самая справедливая, долбили изо дня в день по радио и в газетах. Заключенные даже в самом страшном сне не могли бы подумать о том, что в этой самой союзной прокуратуре еще в апреле 1938 г. было решено часть непрерывно поступавших жалоб без всякой проверки складывать в особые папки. Работавшая в 1939 г. в прокуратуре комиссия КПК при ЦК ВКП(б) обнаружила в этих тюках 160 тыс. документов399. Подобная же установка «не рассматривать жалобы» действовала и в главной военной прокуратуре. К моменту снятия с должности главного военного прокурора армвоенюриста Н.С. Розовского, здесь накопилось около 100 тыс. жалоб от арестованных военнослужащих РККА и членов их семей на необоснованные аресты, незаконные методы следствия400.

Одним словом, невыполнение и даже попрание прокуратурой своего элементарного долга были столь вопиющими, что Совнарком СССР и Центральный комитет ВКП(б) в своем уже упоминавшемся совершенно секретном совместном постановлении «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия» от 17 ноября 1938 г., признав наличие крупнейших недостатков в организации и проведении предварительного следствия в системе НКВД, вынуждены были констатировать: «Органы прокуратуры со своей стороны не принимают необходимых мер к устранению этих недостатков, сводя, как правило, свое участие в расследовании к простой регистрации и штампованию следственных материалов. Органы прокуратуры не только не устраняют нарушений революционной законности, но фактически узаконяют эти нарушения»401.

В этом постановлении был намечен целый ряд серьезных мер по ликвидации вскрытых грубых извращений в организации следствия. Органы НКВД обязывались при производстве следствия в точности соблюдать все требования Уголовно-процессуального кодекса. Отныне все следователи органов НКВД в центре и на местах назначались только по приказу народного комиссара внутренних дел СССР. В свою очередь, органы прокуратуры обязывались «в точности соблюдать требования Уголовно-процессуальных кодексов по осуществлению прокурорского надзора за следствием, производимым органами НКВД». В связи с возрастающей ролью прокурорского надзора и возложенной на органы прокуратуры ответственностью за аресты и проводимое органами НКВД следствие было установлено, что все прокуроры, осуществляющие надзор за производимым органами НКВД следствием, утверждаются Центральным комитетом ВКП(б) (по представлению соответствующих партийных комитетов и прокуратуры Союза ССР). Обратив особое внимание всех работников НКВД и прокуратуры «на исключительное значение организации всей следственной и прокурорской работы по-новому», СНК СССР и ЦК ВКП(б) предупредили их, что «за малейшее нарушение советских законов и директив Партии и Правительства каждый работник НКВД и Прокуратуры, невзирая на лица, будет привлекаться к суровой судебной ответственности»402.

Прошло всего несколько дней, и 26 ноября 1938 г. за подписью нового наркома внутренних дел СССР Л.П. Берии был издан приказ № 00762 «О порядке осуществления постановления СНК ССР и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 г.». «В целях неуклонного проведения в жизнь» этого постановления в приказе НКВД СССР формулировалось 18 соответствующих указаний, коими должны были руководствоваться все органы НКВД. Прежде всего объявлялись утратившими силу либо отменялись 18 наиболее одиозных приказов, циркуляров и распоряжений НКВД СССР, изданных за период от 25 июля 1937 г. по 21 сентября 1938 г. Чтобы действия не расходились с законом, наконец-то было приказано снабдить весь состав оперативных работников НКВД Центра и на местах экземплярами уголовных кодексов и уголовно-процессуальных кодексов (пункт 16). Все следственные дела, находившиеся в производстве в органах НКВД, должны оформляться и в дальнейшем направляться в суды (как правило) или на Особое совещание при НКВД СССР (лишь с заключением прокурора в случаях, когда в деле имеются обстоятельства, препятствующие передаче дела в суд) «с точным соблюдением соответствующих статей постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 года и настоящего приказа» (пп. 7 и 13). Казалось бы, все хорошо, законность торжествует! Но, ратуя за скорейшее и решительное устранение всех недостатков и извращений в работе органов НКВД, новый нарком требовал «коренного улучшения организации дальнейшей борьбы за полный разгром всех врагов народа…»403.

В конце 1938 г. – начале 1939 г. в Красной армии прошла целая серия окружных совещаний оперативных работников военных прокуратур и военных трибуналов. На этих совещаниях с присутствием представителей Военной коллегии Верховного суда СССР и Главной военной прокуратуры РККА детально обсуждались итоги работы ВП и ВТ данного округа в свете оценок и указаний, содержавшихся в совместном постановлении СНК и ЦК от 17.XI. 1938 г. На таком совещании 15–16 января 1939 г. в ЗакВО присутствовало 40 человек. Среди них командующий войсками комкор И.В. Тюленев, член Военного совета бригадный комиссар Я.А. Доронин, начальник пуокра полковой комиссар Санакоев, начальник штаба ЗакВО комдив Ф.И. Толбухин, военный прокурор округа диввоенюрист Румянцев, председатель ВТ бригвоенюрист Стельмахович, член Военной коллегии Верхсуда СССР диввоенюрист А.М. Орлов, заместитель главного военного прокурора РККА диввоенюрист А.X. Кузнецов и др.404

В целях проверки выполнения органами НКВД и прокуратуры постановления СНК и ЦК от 17 ноября 1938 г., в НКВД СССР 19 февраля 1939 г. было созвано совещание, в котором приняли участие 26 начальников областных и краевых УНКВД и наркомов внутренних дел союзных и автономных республик и ряд ответственных работников прокуратуры Центра и периферии. Совещание вскрыло, что прокурорский надзор за следствием как в центре, так и, в особенности, на периферии осуществляется все еще весьма слабо. Сразу же после этого совещания Берия и Вышинский издают совместный приказ № 00156 от 20 февраля 1939 г. «О мероприятиях по обеспечению выполнения Постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 г. «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия». Здесь было высказано немало указаний и рекомендаций, направленных на усиление и совершенствование прокурорского надзора. В заключении говорилось: «4. Настоящий приказ зачитать на совместных оперативных совещаниях работников органов НКВД и прокуратуры и наметить необходимые практические мероприятия»405.

На региональных совещаниях на основе анализа практической работы военных прокуратур и трибуналов вырисовывалась неприглядная, но довольно объективная картина. На совещании в Ростове-на-Дону 23 апреля 1939 г. военный прокурор войск НКВД Ростовской области военюрист 1-го ранга Артименков говорил о том, что пересмотром дел, находящихся в производстве органов местного УНКВД, в том числе и в Особом отделе, были вскрыты грубейшие нарушения уголовно-процессуального кодекса (УПК): «Следствие в большинстве случаев производилось необъективно с явным нарушением ст. ст. 111, 112 и 114 УПК. Следствие главным образом стремилось к тому, чтобы добиться признания вины обвиняемым. Протоколы допросов в большинстве случаев печатались на машинке, которые подвергались предварительной, так называемой «корректировке», с внесением в протоколы допроса явно выдуманных формулировок, вроде того, что обвиняемый извинился перед следователем в том, что долго не признавал своей вины. Допросы обвиняемых своевременно в протокол допроса не фиксировались. Ходатайства обвиняемых о производстве тех или иных следственных действий в ряде случаев не удовлетворялись. Показания обвиняемых соответствующим образом не проверялись, не подкреплялись соответствующим доказательственным материалом. В протоколах допроса в целом ряде случаев фиксировалось, что такой-то состоял членом к.-р. организации, в чем конкретно выразилось его участие в к.-р. организации, когда, кто, где и при каких обстоятельствах его завербовал, какую к.-р. работу он конкретно проводил – не указывалось»406.