своей усадьбе, и одна из спальных комнат будет среди увитых вьющимися растениями ажурных стен. Он видел такие комнаты для отдыха у аристократов. На свежем воздухе под пение птиц и благоухание цветущих лиан любовь способна порождать иллюзию, что человек пребывает в селениях Надмирного Отца. И женщина, которую человек держит в объятиях, кажется воздушным творением. Так он ей говорил. «Но ты и так моё воздушное творение. Если же мы будем с тобою просыпаться в той ажурной спальне, наше наслаждение возрастёт настолько, насколько ты и не представляешь себе теперь. Потому что это грязное место не способствует возвышенным чувствам, ни моим, ни твоим. Есть аристократы, которые любят своих женщин в хрустальных спальнях. И я когда-нибудь построю тебе такую же. Только мастера нужного найду. Но даже там, в закрытых городах влиятельных богачей нет такой девушки ни у одного из них, И в этих своих сияющих башнях они совершают любовное соединение с обычными женщинами. Такой как ты нет ни у кого. Я долго искал себе такую. И нашёл. Я всегда добиваюсь того, чего хочу. И то, что я не послал за тобой агентов, а приехал сам, это должно тебе дать понимание, насколько я оценил твою уникальность».

Уничка тоже никуда не сбежала. Со своей пигментированной грудью и спиной она не могла быть соперницей Колибри. Она перестала, конечно, приходить, перестала смеяться и общаться со всеми. И все поняли, что её чувства к хозяину не были притворством, а были подлинными, но она стеснялась это признать. Она почти ничего не ела, бродила ночами вокруг здания по саду, за которым не ухаживали из-за экономии или жадности хозяина, и сад напоминал обрывок диких джунглей в городе. Там не было ни бассейнов, похожих на хрустальные линзы с рыбками в них, ни цветов, ни павильонов с поющими птицами в густых ветвях, не было душистых цветов, вплетающихся в живые древесные ажурные стены. Маленький клочок городских джунглей не имел выхода для Унички. Там ползали по стволам юркие, но зябкие ящерицы, так и норовящие заползти в комнаты и желательно в тёплые постели, орали по ночам бродячие кошки, и девушки бросали в темноту камни, заготовленные днём. Один из камней попал как-то в голову страдающей и стремительно худеющей толстушки, что вызвало неописуемое веселье у всех прочих. Ей не сочувствовал никто, потому что каждый выживал тут в одиночку. И Колибри тоже была равнодушна к её участи. Личной её вины не было в подобном раскладе подлых перемен с другими. У неё самой была украдена нормальная человеческая жизнь. Круглое лицо бывшей веселушки утратило весёлость, да и круглым его было назвать уже трудно. Когда хозяин потребовал, чтобы она перебиралась на первый этаж ко всем прочим, пока на неё ещё есть спрос, она сбежала от него навсегда. И он не искал её.

Как-то во время его длительного отсутствия явилась разряженная особа, увешанная драгоценными цепями, браслетами, в одежде, расшитой блестящими камнями и дорогим кружевом. Она не была женой. Жена хозяина сбежала ещё до появления в этом месте Колибри. Эта женщина была во всём антиподом Анит. Худая, с юрким извилистым телом ящерицы и с глазами свирепой кошки. Она перемещалась по тесному пространству комнаты, словно ища тёплого укрытия, не обращая внимания на саму Колибри. Вначале осмотрела постель, вроде и впрямь желала туда залезть и согреться. Долго ела огромный фрукт, взятый из вазы, полностью занятая процессом поглощения, громко чавкая. И только вытерев руки и губы выглаженным и чистым платьем Колибри, принесённым прачкой и небрежно брошенным ею же на постель в знак презрения к новой любимице господина, незнакомая посетительница оглядела саму Колибри.

Утром, когда Колибри совершала омовение в округлой чаше бассейна красной комнаты, злобная прачка, стоя в проёме арки, тоже разглядывала её — жадно и ненасытно, как будто примеривалась вцепиться зубами в её бок. Добрая Анит уже не была её защитницей и не обитала рядом, прислуга же жгла Колибри молчаливыми выбросами завистливой ненависти. Но незнакомая женщина изучала её иначе. Так оглядывают неодушевлённый манекен в салоне, выставленный для демонстрации дорогих вещей — деловито, тщательно и серьёзно, будто ища ценник и попутно раздумывая о целесообразности покупки. Низким голосом и вполне равнодушно объяснила Колибри, что если она не покинет «дом утех», где не место ей, нормальной девушке, то в один из дней её просто найдут с отрезанной головой в мусорной канаве.

— Ты не попалась Департаменту нравственности на крючок, поэтому ты можешь пристроиться и выйти замуж, обладая сексуальной внешностью. Не скажу, что ты красавица, потому что я повидала на своём веку таких настоящих красавиц, которым ты и пятки чистить не годишься. Ты так — соблазнительная дешёвка, годная на год-два, после чего ты будешь банальной обтрёпкой, поэтому торопись, ищи себе мужа. После такого любовника, который пробудил твои сучьи задатки, ты сможешь совершенствоваться и дальше, увлечь любого мальчишку. — Попутно разговору она так же спокойно швырнула в проём открытой двери зелёную вазу с огрызками съеденных фруктов. Наглая некрасивая прачка, зависшая в этом проёме в жажде подслушать их тихую беседу, взвизгнула и увернулась, но успела заполучить удар по хребту.

— Кыш отсюда! Потом уберёшь, — спокойно и повелительно приказала женщина любопытной злыдне и продолжила, не меняя тональности. — Я знаю, о чём говорю. Я сама стала подлинной женщиной только после него, а у меня в отличие от тебя к тому времени были уже многие десятки половых контактов. Если бы не моё пагубное пристрастие к колдовским травам, на которые меня подсадил один мой партнёр по танцам, я бы давно уже жила в аристократических рощах. Но в моей голове очень часто происходит полный обвал, как в шахтах, и я всё теряю. Если бы не он, тот, кого ты хочешь похитить у меня втихую, я бы давно уже разложилась в тухлом пруду у далёкого и необитаемого бывшего селения, где утаили бы мой труп уголовные подонки. Но его все боятся. А этот вонючий «домишко утех» — только ширма для него, и не более того. Статус — фальшивка. Поэтому этим сукам так вольготно тут жить. И ты ещё не знаешь, как бывает в других заведениях подобного рода. Там оставляют от женщин только полуживую шкуру, не годную даже на то, чтобы о неё вытирали ноги последние люди в нашей Паралее. И привет! Дикий ветер пустынь и необъятных джунглей уносит навсегда их полудохлые тела. Хороша перспектива? Так что хватит! Позадирала свои пригожие ножки на его могучие плечи,