Стремительное успешное наступление французов, вышедших через Альпы в Ломбардию и на полуостров, оправдало лучшие надежды Карла. В начале сентября, находясь в Асти,[219] он получил известие о том, что соединенные силы Франции, Швейцарии и Генуи во главе с герцогом Орлеанским, вышедшим с отборной гвардией и лучшей артиллерией месяцем ранее, нанесли сокрушительное поражение неаполитанцам при Рапалло. Несмотря на только что перенесенную в легкой форме оспу, король 6 октября покинул Асти. Через 2 месяца он с триумфом вошел в Пизу и соседнюю Лукку. 17 ноября он подошел к Флоренции, жители которой, вдохновленные монахом-доминиканцем Савонаролой, не теряя времени, выгнали слабого и беззащитного Пьеро де Медичи и распахнули ворота перед французской армией. К концу года Карл был уже в Риме, где папа Александр, в ужасе укрывшийся в замке Сант-Анджело, вскоре понял, что ему, вопреки желанию, придется принять условия Карла.

Пробыв в Риме 4 недели, французы продолжили наступление на Неаполь. Одних лишь новостей об их приближении хватило, чтобы король Альфонсо отрекся от престола в пользу своего сына Фердинанда, прозванного Феррантино. Сын вскоре последовал примеру отца, и 22 февраля 1495 года неаполитанцы, никогда не думавшие об арагонцах иначе как об иноземных агрессорах, приветствовали своего нового правителя. За какие-то шесть месяцев Карл удовлетворил все свои амбиции. Еще более удивительно, что он сделал это, почти не проливая крови — после Рапалло произошло только одно серьезное вооруженное столкновение. Итальянцы очень быстро разучились сражаться. Целое столетие, а то и больше, все основные кампании велись силами кондотьеров, командующих сборными армиями наемников. Эти люди не обладали ни высокими принципами, ни чувством патриотизма, ради которого стоило убивать и идти на смерть. Этих людей волновали только сроки оплаты, трофеи и выкуп. Как следствие, в их среде распространились определенные правила ведения войны, не более опасные для участников, чем современное фехтование. Когда же они столкнулись с противником, который не пожелал следовать их правилам, а вместо этого был настроен убивать врагов в бою, они исполнились негодования и запаниковали.

Карл официально короновался 12 мая 1495 года. В своем королевстве он провел три месяца. Вскоре радость от успеха поумерилась, восторженное отношение хозяев начало сменяться раздражением. Неаполитанцы, которые с таким удовольствием изгнали арагонцев, осознали, что все иноземные захватчики очень похожи друг на друга. Во многих городках росло недовольство — их жителям приходилось по каким-то непонятным для них причинам содержать французский гарнизон, всем недовольный и часто распущенный. За пределами королевства Неаполитанского тоже становилось тревожно. Даже государства — итальянские и не только, — поначалу казавшиеся настроенными миролюбиво или хотя бы не проявлявшие открытой вражды, теперь опасались за свое будущее. Если Карл с самого начала так легко достиг своей цели, что помешает ему направить свою армию дальше? И нигде этот вопрос не стоял так остро, как в Венеции.

К счастью для истории, Карлу хватило здравого смысла направить к синьории в качестве посла Филиппа де Коммина, сеньора Аржантона, чьи мемуары представляют собой, пожалуй, самый ранний точный отчет о политической истории Венеции, написанный очевидцем. Коммина послали, несомненно, чтобы в Венеции сформировалось нужное представление о Карле.

Но замок не устоял. Еще через пару дней венецианцы снова вызвали посла.

Дожу Барбариго не хотелось показывать послу, как он расстроен, хотя послу было прекрасно известно, что синьория уже шесть недель ведет тайные переговоры с представителями Фердинанда, короля Испании, императора Максимилиана, Александра VI и Лодовико иль Моро, также встревоженного этим ураганом и еще более — присутствием в Асти герцога Орлеанского, чьи претензии на Милан были никак не меньше претензий Карла VIII на Неаполь. Конечно, Коммин не удивился, когда 1 апреля ему официально сообщили о создании новой лиги.

Сам Коммин, раздосадованный (по свидетельству Марино Сануто), а может быть, из-за приступа лихорадки (как он впоследствии сообщил в письме королю) не стремился показываться на публике в последующие несколько дней и лишь однажды инкогнито покинул свои апартаменты в Сан Джорджо Маджоре в закрытой лодке, чтобы полюбоваться на праздник. Однако в Вербное воскресенье он присутствовал на праздничной службе под открытым небом, которая состоялась на многолюдной пьяцце Сан-Марко. Дож Барбариго, синьория и послы союзников в роскошных мантиях, подаренных им дожем, в торжественном шествии обошли площадь и остановились у Пьетра дель Бандо,[221] где были оглашены условия союзного соглашения.