– Это действительно от королевы Елизаветы? – спросил Валери, когда увидел его.

– Я работала… на нее. Во время войны.

Валери приподнял брови:

– Мне придется беседовать с особой королевской крови? Боюсь, я разочарую лордов и дам.

Вероника рассмеялась:

– Не думаю, что это случится, Валери. Хотя она понравилась бы тебе. И никто не мог бы сказать, что разочарован в тебе.

Он покачал головой, посмеиваясь.

После свадьбы они занялись восстановлением дома и окрестностей Свитбрайара. Они взяли назад всех своих слуг, которые отправились на войну, а теперь хотели занять старую должность, даже пострадавших настолько, что выполнять какие-либо обязанности практически не могли. Вероника проводила дни, наводя порядок в комнатах и залах, наблюдая за реставрацией поцарапанной и растрескавшейся мебели, за ремонтом сломанных светильников и стиркой ковров. Валери проводил так много времени на фермах, что Вероника шутила, что он передумал и сбежал от нее в Бретань.

Она не дотрагивалась до камня с тех пор, как Валери выздоровел, но то, что он рядом, успокаивало, и Вероника просто хорошо спрятала его в гардеробе. Валери переехал к ней в спальню, поскольку Вероника сказала, что не сможет спать с мужем в комнате, которая прежде принадлежала ее отцу. Они поставили здесь дополнительный шкаф и большую кровать. Ночью они смотрели через окно на тихое звездное небо и вспоминали, как когда-то оно полыхало отсветами взрывов.

Единственным, что говорило о том, что Валери все еще думает о своей семье и своем старом доме, было то, что он постоянно читал французскую газету, которую приносили каждое утро. Ханичерч клал ее рядом с тарелкой, и Валери внимательно просматривал страницу за страницей.

Однажды Вероника спросила:

– Дорогой, ты ищешь своих учеников? Может, съездим туда?

– Нет смысла, Вероника.

– Как ты можешь быть уверен?

В качестве ответа он положил свою загорелую руку на сердце и покачал головой. Так как Вероника и сама знала ответ на вопрос, то не стала настаивать, а просто подошла и поцеловала его в щеку.

– Столько потерь… – пробормотала она. – Полагаю, мы всегда будем скорбеть.

– Ты все еще горюешь по Филиппу?

Они очень мало говорили о ее коротком браке. Вероника положила руку Валери на плечо и посмотрела в окно, вспоминая мать Филиппа, которая со слезами на глазах показала ей фотографию и кольцо сына. А потом обняла Веронику и пожелала ей счастья. В горле у девушки встал комок, и она смогла только поцеловать ее в ответ…

– Я скорблю о Филиппе, – сказала она Валери – Я скорблю о нем, как и о многих погибших друзьях. Как о брате и отце.

Фотография Томаса и его медали находились там же, где их оставил лорд Давид. Так и будет – по крайней мере, пока Вероника живет в Свитбрайаре.

– Я бы хотела, – грустно сказала она, – чтобы у нас была фотография твоей семьи.

– Дом был разрушен до основания. Сгорел дотла.

– Хотела бы я увидеть твою мать.

Он погладил ее руку:

– Как и я.

Их жизнь была наполнена событиями, и они жаждали только одного. Но это все не случалось и не случалось, и Вероника чувствовала, что это наказание. Однажды Валери осторожно спросил:

– Ты хочешь ребенка, Вероника?

Она не рассказала ему о том, что сделала. Она не могла. Она знала, что это причинит ему боль. Поэтому просто обняла Валери и прижалась щекой к его сильному плечу.

– Я хочу ребенка! – яростно прошептала она. – Конечно хочу!

Но желанная беременность не наступала.

Проблема заключалась не в отсутствии страсти. Несмотря на долгие часы ежедневной работы, они с нетерпением отправлялись в постель, впрочем, оставаясь в гостиной после ужина достаточно долго, чтобы не смущать прислугу. Они занимались любовью почти каждую ночь и спали обнявшись – их тела соприкасались, словно не желая разлучаться.

Им нравилось наблюдать, как со сменой времен года меняется все вокруг. Они наслаждались первой весенней зеленью. Они вдыхали аромат цветов летом. Они восхищались красками осени – золотыми, красными, ржавыми. Они с грустью смотрели, как становятся серыми поля зимой.

Колесо года прокрутилось один, два, три раза. Они были счастливы.

Ясной зимней ночью, когда на темном небе сверкали звезды и окна были подернуты коркой льда, Вероника вздрогнула от холода и Валери тут же выскользнул из-под одеяла.

– Принесу тебе что-нибудь надеть.

– Мой халат висит сразу за дверцей.

Вероника зарылась глубже под одеяло, ожидая его возвращения. Когда прошла минута, а Валери не вернулся, она села на постели.

Он стоял перед гардеробом, створки которого были открыты. Ломающимся от страха голосом она спросила:

– Ты не можешь найти его? Он должен быть прямо…

– Вероника, что это?

Валери отошел в сторону, поэтому она могла видеть все сама.

Свет, просачивающийся из плетеной корзины, был слабым, но в темноте зимней ночи хорошо заметен. Вероника застыла на месте. Валери отодвинул платья и пальто в сторону и увидел корзину. Он наклонился, чтобы вытащить ее.

– Валери, не надо… – начала Вероника и замолчала. Что она могла сказать? Кристалл говорил сам. Своей силой.

Валери поднял крышку корзины, и свет усилился. Он развернул шелковое покрывало и, увидев камень, присел на корточки, глядя в него. Вероника откинула одеяло, подошла и опустилась на колени рядом с мужем. Теперь она дрожала не только от холода, но еще и от страха. Валери удивил ее, обняв за плечи.

Вероника прислонилась к нему. Они вместе смотрели на старинный кристалл, круглый и гладкий сверху, зубчатый и грубый у основания. Внутри камня мелькали огоньки – золотые, бронзовые и цвета слоновой кости. Вероника не могла ничего придумать, чтобы как-то объяснить происходящее. Она ждала, что скажет Валери.

– Я знаю, что это, – произнес он по-французски.

Вероника вздрогнула и повернулась к нему. Глядя на сверкающие внутри кристалла огни, он тихо сказал:

– У тебя, должно быть, очень большая сила, если она просыпается сама по себе.

– Валери… – выдохнула Вероника.

– У моей тети был похожий. Он достался ей от прапрабабушки… Не знаю, насколько далеко это прослеживается. Но выглядел он немного по-другому. Он был маленький и гладкий, почти идеальный шар. Я видел его только раз. Тетя заставила меня пообещать никому не рассказывать об этом.

– Что с ним случилось?

– Наверное, нацисты забрали, они хватали все, что видели. Это была единственная ценность нашей семьи. Мы, похоже, никогда не узнаем, что с ним стало. – Валери перевел на нее взгляд своих темных цыганских глаз, его веки были тяжелыми от беспокойства. – Ты используешь его, Вероника?