Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В связи с этим определенный интерес представляет протокольная запись, найденная в документах начальника полиции безопасности и СД в Белоруссии за номером 102/22 от 20 июля 1943 года. В ней, в частности, можно прочитать следующее: «Гауляйтер Кубе жалуется на ликвидацию работавших у него 70 евреев. В ответ начальник СД заявляет рейхсфюреру СС: „…Я подчеркиваю, что мне не понятно, почему немцы не могут прийти к единому мнению из-за каких-то там евреев…“ На это Кубе возразил, что подобное поведение недостойно немца и Германии Канта и Гете, подчеркнув: „Если репутация Германии во всем мире окажется подорванной, то в этом будем виноваты мы сами…“ (NO 4317).
Не менее интересна и жалоба за номером по журналу учета 2/43 от 25 июля 1943 года на В. Кубе «уполномоченному по борьбе с бандами на Востоке» обергруппенфюреру и генералу полиции и войск СС фон дем Бах-Зелевскому командира полиции безопасности и СД в Белоруссии оберштурмбаннфюрера СС доктора юридических наук Штрауха, приговоренного в апреле 1948 года к смертной казни через повешение. В ней, в частности, значится: «…Кубе показал себя полностью неспособным к выполнению административных и управленческих задач. В решении еврейского вопроса его поведение совершенно неприемлемо… Он не только жмет руки евреям, но и раздает еврейским детям леденцы» (NO 2262).
Следует также отметить, что все усилия германских оккупационных властей создать работоспособную администрацию из числа местных жителей постоянно оканчивались неудачей. Безрезультатными оказались и попытки сформировать белорусскую Центральную раду – все начинания с самого начала наталкивались на разногласия внутри различных немецких инстанций по кандидатурам, предлагаемым на руководящие должности. К тому же почти везде у немецкой администрации просматривалось отсутствие понимания конечных целей, вследствие чего ее деятельность отличалась непоследовательностью.
Обзорная карта Курской битвы и советского летнего наступления 1943 года
В результате она смогла опереться в своей работе на национальную Белорусскую раду доверия[166], расположившуюся в Минске, лишь в июне 1943 года. При этом наряду с этой Радой, представлявшей интересы националистических сил и к которой примыкало созданное по образцу гитлерюгенда белорусское молодежное движение[167], в городе действовали также подпольные группы коммунистической партии и комсомола. Причем их последователи заседали в органах управления и работали на промышленных предприятиях, на которых им неоднократно удавалось устраивать диверсии – уничтожать готовую продукцию и сырье, а также выводить из строя машины и агрегаты.
Представители рабочих советов открыто занимались вербовкой партизан, распространением советских оборонных облигаций и сбором пожертвований для жертв войны. Причем каждому, кто покупал облигации, они обещали продовольственную помощь со стороны партизан.
Диверсии на предприятиях общественного питания и подрывы административных зданий немецких властей стали в Минске почти повседневным явлением. К тому же затянувшийся продовольственный кризис преодолеть не удалось, и преобладающая часть горожан жила только за счет натурального обмена. Вдобавок в городе почти полностью замерла культурная жизнь. Поэтому не случайно в декабре 1942 года генеральный комиссар Белоруссии В. Кубе в своем донесении писал: «…Настроения широких масс населения можно охарактеризовать как если не на сто процентов негативные, то, по меньшей мере, холодные и равнодушные. На некоторых предприятиях, в особенности на хлебозаводе „Автомат“ и обувной фабрике, среди рабочих широко распространяется коммунистическое влияние…»
Поэтому в Минске, согласно донесению окружного комиссара белорусскому гауляйтеру № 503/43 от 29 июня 1943 года (LU 1,42 g), немецкие власти тоже проводили акции коллективного наказания без всякого разбора, что, по их мнению, должно было длительное время держать горожан в страхе. Когда в начале сентября 1943 года бойцы Сопротивления взорвали одно из административных зданий[168], СД без всякого разбора, не заботясь о перспективах поиска виновных, расстреляло всех жителей двух улиц, примыкавших к месту взрыва.
В результате царивший в Минске страх давил на каждого проживавшего в городе человека, независимо от того, был ли он немцем или русским. Так, один служащий «торгового общества „Восток“»[169] в своем письме из Минска от 5 августа 1943 года, приведенном в третьем томе «Истории Великой Отечественной войны», написал: «…Постоянно приходится иметь дело с партизанами, даже в Минске. В последние месяцы прямо на улице среди белого дня было застрелено немало немцев… Это стало здесь практически повседневным явлением».
Безнадежное положение русских жителей города Минск, как, впрочем, и других городов на оккупированных восточных территориях, нашло свое отражение в донесении 26/44 о настроениях населения немецкого агитационного отряда «Винета» министерству народного просвещения и рейхспропаганды, которое приводит уже упоминавшийся ранее Александр Даллин в своей книге «Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха в 1941–1945 годах», изданной в Дюссельдорфе в 1958 году. В этом донесении в качестве примера общественного мнения, полученного в ходе опроса местных жителей, излагаются следующие слова одного минского горожанина: «Если я останусь с немцами, то большевики, если они вернутся, меня расстреляют. То же, рано или поздно, даже в том случае, если они не вернутся, со мной сделают и немцы. Поэтому оставаться с немцами означает неминуемую смерть, а вот уход к партизанам дает возможность весьма вероятного спасения».