Но те же самые защиты могут оказаться вредными — из-за них мы не замечаем, насколько похожи на других. Мы не хотим видеть, что точно такие же люди, как мы, в определенных ситуациях способны на самые ужасные поступки. Кроме того, такие защиты мешают нам вовремя остановиться, задуматься и избежать нежелательных последствий нашего поведения. Нам кажется, что с нами не случится ничего плохого. В результате мы сильно рискуем: занимаемся «опасным» сексом, нарушаем правила дорожного движения, играем в азартные игры, ставим под угрозу свое здоровье и т. д. Более того, иногда мы считаем, что у нас нет никаких таких защит, ведь мы не такие, как все, — даже после того, как нам рассказали об их существовании[254].

Это значит, что, читая о СТЭ или о других подобных исследованиях, описанных в этой главе, мы будем убеждены, что никогда не сделали бы того, что делают обычные люди, и будем, конечно же, исключением из правил. Но это убеждение статистически ошибочно (хотя и свойственно большинству из нас). Более того, оно делает нас еще более уязвимыми для влияния ситуации — как раз потому, что мы недооцениваем его силы и переоцениваем свои. Мы убеждены, что стали бы хорошими охранниками, непокорными заключенными, борцами за свободу, диссидентами, нонконформистами — то есть героями. Возможно, так и будет, но герои — люди редкой породы. В последней главе мы познакомимся с ними поближе.

Поэтому я предлагаю на время отложить в сторону эти психологические защиты и поверить: то, что делали обычные испытуемые в ходе этих экспериментов, на их месте могли бы сделать и вы. По крайней мере, пожалуйста, согласитесь, что вы не знаете, смогли бы устоять против искушения и не поступить так, как поступали обычные участники этих исследований, если бы оказались на их месте, в таких же обстоятельствах. Я прошу вас помнить о том, что сказал заключенный Клей-416, борец против сосисок, в интервью после эксперимента, в разговоре со своим мучителем, охранником Джоном Уэйном. Тот спросил: «Каким охранником ты был бы, если бы оказался на моем месте?», и Клей честно ответил: «Я не знаю».

Только признавая, что все мы подвержены действию одних и тех же динамических сил, что смирение предпочтительнее необоснованной гордости, можно осознать собственную уязвимость для сил ситуации. В связи с этим можно вспомнить прекрасные слова Джона Донна о нашей общей взаимосвязанности и взаимозависимости:

«…Все человечество — создание одного автора, оно есть единый том, и со смертью каждого из нас не вырывают из книги соответствующую главу, но переводят ее на другой язык, и перевод тот лучше оригинала; так каждой главе суждено быть переведенной в свой черед… и подобно тому, как колокол, звонящий к началу службы, зовет не только священника, но и паству, этот колокол зовет всех нас… Нет человека, что был бы сам по себе… Смерть каждого человека умаляет и меня, ибо я един со всем человечеством. А потому никогда не посылай узнать, по ком звонит колокол, он звонит и по тебе[255]».

(Медитация XVII)

С. Аш исследует конформизм: какой длины эта линия?

Социальный психолог Соломон Аш[256]считал, что американцы склонны действовать самостоятельно, даже если большинство других людей видит мир иначе. Истинный конформизм возникает в том случае, когда группа ставит под сомнение базовое восприятие и убеждения человека, например, утверждает, что А — это Б, хотя совершенно очевидно, что это не так. В таких обстоятельствах, предположил Аш, очень немногие люди уступят мнению группы; большинство устоит перед групповым давлением, даже очень сильным, если оно очевидным образом не соответствует реальности.

Что же на самом деле происходит, когда люди сталкиваются с социальной реальностью, которая противоречит их базовому восприятию мира? Чтобы разобраться в этом, я хочу попросить вас поставить себя на место участника эксперимента.

Вас пригласили участвовать в исследовании зрительного восприятия. Для начала вас просят оценить сравнительную длину линий. Вам показывают карточки, где нарисованы три линии разной длины, и просят вслух сказать, какая из этих трех линий той же длины, что и линия на другой карточке. Одна из линий короче, другая длиннее, а третья — точно такой же длины, что и линия, о которой вас спрашивают. Это совсем несложная задача. Вы редко ошибаетесь, как и большинство других испытуемых (меньше, чем в одном проценте проб). Но вы не единственный участник исследования; вместе с вами, в одной группе, его проходят еще семь человек, вы — восьмой. Сначала ваши ответы такие же, как и у других, — и все они правильные. Но скоро начинается что-то странное. В некоторых пробах каждый из членов вашей группы по очереди говорит, что самая длинная линия — той же длины, что средняя, или что короткая линия — той же длины, что средняя. (Вам неизвестно, что семеро остальных — члены исследовательской группы Аша, они получили инструкцию в один голос давать неправильные ответы во время определенных «критических» проб.) Когда приходит ваша очередь, все они смотрят на вас, а вы смотрите на карточку с тремя линиями. Вы видите, что они ошибаются, но говорите ли вы об этом? Вы следуете своей точке зрения и говорите то, что считаете правильным, или соглашаетесь с тем, что считают правильным все остальные? Вы сталкиваетесь с таким давлением группы в 12 из 18 проб: 12 раз члены группы дают неправильные ответы, но в общей массе проб это не слишком заметно.

Если вы похожи на большинство из 123 реальных участников исследования Аша, то будете соглашаться с группой пригдерно в 70 % критических, неправильных ответов. 30 % испытуемых соглашались с группой в большинстве проб, и только четверть были в состоянии отстаивать свою независимость во время всего тестирования. Некоторые потом сказали, что замечали разницу между тем, что видели, и единодушным мнением группы, но им было проще согласиться с другими. У других несоответствие вызывало внутренний конфликт. Пытаясь разрешить его, они действительно начинали верить, что другие члены группы правы, а они сами видят линии «неправильно»! Те, кто не отдавал себе отчета в том, насколько уступает влиянию группы, говорили, что поддавались влиянию группы намного меньше, чем это было на самом деле. Они оставались независимыми — но лишь в своем воображении, а не в своих действиях.

Последующие исследования показали, что когда неправильный ответ давал всего один член группы, испытуемый начинал проявлять беспокойство, но оставался при своем мнении. Но когда неправильные ответы давали больше трех человек, количество неверных ответов испытуемого возрастало до 32 %. Однако Аш, будучи оптимистом, нашел хороший способ сохранять независимость. Если у испытуемого был партнер, ответы которого совпадали с его собственными, власть большинства теряла силу. По сравнению с пробами, в которых партнера не было, поддержка партнера уменьшала количество ошибок до одной четверти — и этот эффект сохранялся даже после того, как партнер уходил.