7 января стало известно о занятии Кенигсберга и Мариенвердера, где опять отличились платовские казаки. Посыпались поздравления и лестные письма. Писал царь, писал Кутузов, последний вообще заявил, что именно благодаря донцам французов в России разгромили: «…. Почтение мое к Войску Донскому и благодарность к подвигам его в течение кампании 1812 года, которые были главнейшею причиною к истреблению неприятеля, лишенного в скорости всей кавалерии и артиллерийских лошадей, следовательно, и орудий… Я в полной надежде, что мужественные донцы помогут вам свершить со славою поприще, начатое нами с таким блеском. Бог будет нам помощник!».

22 января французы сделали вылазку из Данцига, но были с уроном отбиты. Платов постарался. Но в тот же день его отозвали в главную квартиру.

«Милостивый Государь, граф Матвей Иванович! Я не в силах изъяснить вам той благодарности, которой преисполнено мое сердце. Сражение, бывшее под Данцигом, 22 января, есть новый опыт усердия, ревности и отличной храбрости донцов, вами предводительствуемых. Услуги Отечеству, оказанные вами в продолжение нынешней кампании, не имеют примеров! Вы доказали целой Европе могущество и силу Богом прославленного Дона!.. Ради Бога поспешите приехать в главную квартиру; вы доставите неизъяснимую радость человеку, который нетерпеливо желает дружески прижать вас к своему сердцу и оказать то попечение и преданность, с каковым навсегда пребуду Вашего Сиятельства всепокорный слуга князь Михайло Кутузов-Смоленский».

Платов в главную квартиру приехал недовольный — осаду Данцига, важнейшего укрепленного города на Балтике, передавали другому. Не верили в его способности вести «правильную» войну, видели в нем «партизана», атамана разбойной вольницы.

Наговорил Кутузову резкостей. «Было, может быть, минутное неудовольствие от Платова, и в том Платов не виноват», — писал Кутузов жене 24 января.

26-го сдалась Милорадовичу Варшава…

С февралем пришла в Европу весна. Потоки талой воды заливали Польшу. Сочинитель Глинка в местечке Блоне 3 февраля якобы слышал жаворонка[156]. «Весна! Весна! Прелесть природы! Какая сладость разливается в мире!» — записал он за два дня до этого.

4 февраля в Калише авангард Винценгероде разбил союзников Бонапарта — саксонцев. Польский командующий Понятовский заперся в Ченстохове, святом месте, где поляки полтораста лет назад отсиделись от шведского короля. Может быть, тоже надеялся на чудо. Или повторить то легендарное сидение мечтал…

Русские войска на время остановились. Дороги стали непроходимы. Главная квартира расположилась в отбитом Калише.

Приезжал в Калиш король Пруссии, отныне русский союзник, обнял Платова и поцеловал. Приезжал Милорадович с сочинителем Глинкой.

Собрались герои Отечественной войны. Кутузов, Милорадович, Платов… Барклая только в Калише не было, сменил он впавшего в немилость Чичагова и осаждал крепость Торн. Да Багратиона давно уже Бог прибрал…

Кутузов, гордый, что отныне его именовали «Смоленским», всякий раз с новым удовольствием рассказывал, что, сдав Москву, он спас целую Россию, Санкт-Петербург и принес свободу Европе. Недаром немцы всюду встречали его криками: «Виват унзер гросфатер Кутузоф!» Милорадович, начитавшись Плутарха, впал в удивительную для всех окружавших его меланхолию и вопрошал: «Найди мне хотя несколько великих полководцев, которым бы отдали полную справедливость прежде смерти и которые умерли бы без огорчений, довольны жизнию и судьбою своей!» Сам, однако же, приехал благодарить государя за вензеля, пожалованные ему на эполеты. В генерал-адъютанты произведен…

Еще несколько столиц пало. Чернышев с партизанами захватил Берлин. Денис Давыдов — Дрезден. Пышно отпраздновали годовщину вступления Государя Императора на престол. Предваряя это празднество, Кутузов бросил к ногам Государя захваченные ключи от Гамбурга…

В то же время с Дона Платову пришло известие, что супруга его, Марфа Дмитриевна, скончалась, отдала Богу душу…

Писал платовский биограф, что, получив скорбное известие, занемог Матвей Иванович душевно и телесно. Он лечился в Богемии на водах. До сентября 1813 года никакого назначения не получал. Письма его к императрице Марии Федоровне, написанные в марте, апреле, июле этого года, необыкновенно коротки.

Многое изменилось за это время. Умер Кутузов. Наполеон собрал армию и отбросил русских и пруссаков за Эльбу, занял Лейпциг, Дрезден. Были проиграны сражения при Лютцене и Баутцене. Предупреждал же Кутузов, чтобы не ходили за Эльбу. «Вернемся с рылом в крови», — говаривал. Командование поручили Витгенштейну, но царь сам распоряжался, да и много было начальников старше Витгенштейна годами и временем производства. В конце мая заключили перемирие на шесть недель, чтоб собрать силы. Военные действия начались в конце июля.

К концу июля Платов немного оправился от страшного известия. Его поздравление Марии Федоровне с тезоименитством по-прежнему коротко, но он упоминает, что «имел щастье с верноподданническим усердием праздновать» ее тезоименитство вместе с Императором и прусским королем.

Военные действия начались походом французов на Берлин. Союзники к тому времени имели план держать три армии отдельно. На какую из них Наполеон нападет, та должна отступать, завлекая противника, а две остальные спешить ей на помощь или напасть на коммуникации врага.

Едва французы двинулись на Берлин, как двухсоттысячная армия союзников, русских, пруссаков и австрийцев, перевалив Богемские горы, устремилась на Дрезден. Командовал армией австриец Шварценберг, с ним были связанные союзом монархи, а с монархами и Матвей Иванович Платов. Командовал он всеми донскими войсками, но непосредственно под рукой ничего не имел, все полки то при корпусах, то при отдельных командах.

Наполеона уже не боялись. Бывало, как заметят его на поле, как загалдят: «Наполеон… Наполеон… Бонапартий…» Перепугаются. Человек недотепным становится, не туда руки смотрят, не туда голова вертится. После 12-го года — ничего, осмелели…

13 августа подошли к Дрездену, но медлили с атакой, а 14-го на помощь городу подошел сам Наполеон. Император Александр не решился ввязываться в сражение и велел отступать, но Витгенштейну повеления вовремя не доставили, и он начал атаку… Сражение разгорелось жестокое, к тому же дождь полил страшный, стрелять невозможно, дрались холодным оружием. Союзники-австрийцы растеряли в грязи башмаки, драться не хотели. Отступать пришлось в бурную ночь по размокшим дорогам. Кругом — беспорядок, уныние, ожесточение, русские бранили немцев.

Бонапарт, к счастью, сам не преследовал, послал наперерез отступающим союзникам корпус генерала Вандамма. Тут бы союзникам и конец! Зажал бы их Вандамм в горных теснинах… Но Вандамм на полдороге напоролся на предусмотрительно оставленную в резерве русскую гвардию, которая вступила с ним в неравный бой. Отступавшие союзники, узнав об этом, свернули с дороги и сами вышли Вандамму в тыл, зажав его меж двух огней. Победа эта была любимой победой Императора Александра. Весь корпус французский пал либо сдался. После сего славного дела союзники ушли в Богемию и стали приводить армию в порядок.