что для относительно душной палаты будет в самый раз. Да и дверь, кажется, малость приморозило... неужели кто-то не хочет, чтобы «всякие нехорошие личности» не испортили момент?

Даже так всей типичной для юки-онны сдержанности, отстранённости и холодного поведения хватило ненадолго — Мизори бросилась ко мне, больше не в силах сдерживать эмоции.

Она подлетела к постели, сгорбилась, схватилась за меня, пока её слёзы начали течь по щекам!

— Придурок! — уткнувшись мне в грудь, выдаёт она, пока её хватка лишь крепнет несмотря на дрожащие руки. — Снова со своими «приветами»? Цукуне, так нельзя!

Снегурочка вся дрожит, а её слёзы оставляют пятна на белоснежных простынях постели. Её эмоции прорвали плотину тщательно поддерживаемого внешнего спокойствия и типичной отстранённости представительницы рода снежных дев.

Лицо Мизори совсем близко. На её бледноватой коже — точнее, щеках — заметен пылкий румянец. То, как она ведёт себя, сильно трогает меня за душу... но мне всё равно неприятно видеть плачущую девушку, даже если это будут слёзы радости или облегчения. Главное, чтобы меня через минуту не собирались лупить и отчитывать...

Хм, может не зря я заварил всю ту кашу?

— Мизори, всё в хорошо. Я в порядке. Не нужно так...

— Прекрати уже! Видела я твоё «в порядке»! — пошмыгала она носом, стараясь как можно быстрее прийти в себя, изо всех сил сдерживая плач. — Из-за тебя, долбоёба, теперь мне снятся кошмары — и это при том, что я вполне люблю ужастики! Никогда больше не проси меня кормить тебя философским камнем, усёк?!

— Д-да...

— И перестань уже говорить такую дичь, как: «Не стоит обо мне беспокоиться!». Понял, Цукуне?! Прекрати, наконец, пытаться казаться крутым... хватило одного раза! Просто дай мне немного поплакать в грудь обычного парня, а не блядского рыцаря...

Я потерял дар речи. Она пытается держаться, но ей не хватает самообладания. Будто наша встреча окончательно сняла с неё все ограничения и теперь Мизори вполне не стесняется выражаться более грубо, хоть и старается говорить мягче. Мне вот тяжело даже просто молчать, наблюдая, как Шираюки плачет у моей кровати. Приятно, конечно, что она волнуется за меня и выпускает эмоции наружу... но то, как она одета, говорит и ведёт себя...

...немного ненормально!

Как-то я не привык видеть её такой...

— Ты уж извини, Мизори... — извиняющееся улыбнулся ей, опустив руку на её постриженные волосы, аккуратно гладя их. — Тут я оказался по своей вине — я не должен был заходить так далеко.

— Но всё равно зашёл! — запротестовала она, подняв глаза. — Из-за тебя я чуть не стала заикой! Твою мать, я уже мысленно собиралась хоронить тебя и не знала, что делать... а ещё то, как ты чуть во второй раз не убился об Окуто...

— В любом случае, тогда надо было что-то предпринять... а у меня остался только такой вариант... — я вздыхаю, недовольный собой. — Просто тогда казалось, что всё идёт как надо и Коцубо не сможет оказать особое сопротивление Моке и остальному комитету... но в очередной раз я не учёл кучу факторов и облажался на первом же серьёзном деле. Да ещё и моё здоровье было не в идеальной форме, чтобы бросать вызов целому кракену. Хех, взял и сотворил такую хуйню...

— Тут не спорю... — слегка кивнула она. — Ты сотворил полнейшую хуйню!

Пару раз шмыгнув носом, утерев слёзы рукавом толстовки и сделав глубокий вдох, Снежинке удаётся взять себя в руки и немного успокоиться. Несмотря на алые щёки, влажные глаза и все ещё видимые следы от слёз, на её лице появляется слабая улыбка.

— Но даже при этом ты выкладывался на полную, отчаянно пытаясь прыгнуть выше головы... и старался сделать как лучше, верно?

— Ну...

— Мне уже рассказали, что ты оказался в курсе той «давней истории» и был всецело на моей стороне, стараясь вывести эту... эту... эту тварь... на чистую воду, как бы глупо это не звучало в отношении... его... И я в курсе, как ты старался выгородить и оправдать меня перед всеми.

Мизори крепче прижалась ко мне.

— Но...

Она прошлась по лицу вторым рукавом, постепенно возвращаясь к своему привычному холодному и отстранённому состоянию.

— Цукуне... скажи честно... почему ты делал всё это?

Я уже начал прикидывать ответ, но заметил, как она напряглась.

— И это несмотря на то, что я по глупости чуть не навредила твоим близким, а тебя практически заморозила... и даже после того, как сама прогнала...

— Уже вроде бы мы уже говорили, что я могу рассказать тебе сказку про пламя, возникшее в сердце и которое не так просто погасить при всём старании. Так сказать, те самые фразочки из дамских романов и иной чепухи...

— Пожалуйста, будь серьёзней!

— Думаю, не стоит говорить о том, что если парню начинает нравиться девушка, то он постарается помочь ей по мере собственных сил. Ну а глядя на одну юки-онну и то, как она практически не покидала свою комнату, я понял, что у тебя есть какие-то проблемы. Вот я и начал потихоньку их решать... хотя сейчас мне лучше стоит извиниться.

— Извиниться? — удивилась она, с недоумением уставившись на меня.

— Во-первых, за то, что не поддержал тебя в трудную минуту, когда недопонимание между тобой и остальными возросло до заоблачных высот. Думаю, комитет и остальные смогли бы сутки пережить без меня и моих объяснений. Тем более, уже тогда мне было известно, что ты на эмоциях заморозила пару студентов, хотя будь тогда я рядом с тобой, то инцидента бы не произошло вовсе. Видишь? Тебе был жизненно необходим тот, кто мог просто побыть рядом... да и заметно, что ты та ещё фантазёрка, способная надумать лишнего и действовать сгоряча, хех.

Она опустила голову, уткнувшись мне в грудь... и заехала кулачком в бок. Не больно, но зело как неприятно!

— Ну и, во-вторых, за то, что сделал наживкой для Окуто, хотя очень хотел посвятить тебя в детали плана.

— Поверь... я достаточно тогда успела пережить... и теперь груз твоей вины должен стать ещё больше!

— Просто изначально у меня не получилось понять, почему ты заперлась ото всех до такой степени, что Некономе аж попросила меня лично носить тебе газеты. А потом я подумал, что стоит разузнать побольше слухов о «замороженном преподавателе», нелюдимой студентке, обладающей силой льда и холода и разобраться в